Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем? - Михаил Делягин Страница 76

Принципиально важно, что государство оказывает колоссальное воспитательное воздействие на все общество и всех без исключения субъектов политического процесса, которые частью поневоле начинают подражать ему, а частью вынуждены действовать по нормам и правилам, создаваемым им, в том числе и неосознанно, при помощи создания тех или иных прецедентов. Хочет того государство или нет, оно является тем самым командиром, любой жест и поступок которого воспринимается его подчиненными как руководство к действию – по принципу «делай как я!». Непонимание этого аспекта деятельности государства (и даже недостаточное его понимание) служит, как представляется, исчерпывающим доказательством профессиональной непригодности практически любого государственного руководителя.

Поэтому после того, как провокации разной направленности, масштаба и изощренности становятся нормой и основным содержанием государственной политики, они весьма быстро приобретают аналогичное значение и во всей общественно-политической жизни как таковой. Последняя в результате этого извращения начинает напоминать вальс, в котором партнерша остается неуверенной в искренности отношения к себе своего кавалера до тех пор, пока он не уронит ее или, по крайней мере, не отдавит ей ногу.

Как ни печально, описанная ситуация в полной мере характерна и для современной России, хотя безусловными лидерами по использованию провокаций в политической сфере, насколько можно понять, остаются представители правящей бюрократии. Соответственно, именно их усилия и станут, по всей вероятности, основным фактором дестабилизации общественной жизни нашей страны.

Прежде всего, среди потенциальных организаторов государственных провокаций следует выделить силовых олигархов, хотя бы из-за одной только принадлежности к структурам, наиболее склонным к использованию провокативных методов. Ситуацию усугубляет то, что они отнюдь не едины, но раздроблены на множество непримиримо воюющих друг с другом групп, крайне неохотно объединяющихся лишь перед лицом совершенно бесспорных общих угроз. Эта в прямом смысле слова военно-феодальная раздробленность представляет собой кипящий котел внутренних дрязг и склок, в котором каждый воюет с каждым (не исключая собственных руководителей и подчиненных) и готов использовать сколь угодно масштабные и разрушительные для общества провокации для достижения сколь угодно мелких собственных целей.

Единственным общим политическим мотивом этих группировок является ненависть к либеральным фундаменталистам, осознаваемым в качестве главного и непримиримого противника. По мере укрепления оппозиции и развития протестного движения силовая олигархия начинает воспринимать как врага и его, однако и здесь основные эмоции направлены на социально и идеологически чуждых либералов, по-простому расцениваемых если и не как «агенты мирового империализма», то, во всяком случае, как «агенты Запада».

При этом силовые олигархи, все более настороженно относясь к оппозиции и ненавидя ее либеральное крыло, буквально с наслаждением используют ее (конечно, в той степени, в которой они в силу снижающейся эффективности способны организовывать, в том числе провоцировать, чужие действия) в качестве оружия против своих главных конкурентов – либеральных фундаменталистов.

Хрестоматийным примером, по крайней мере, попытки такого использования стала реакция целого ряда представителей силовой олигархии на многочисленные предупреждения о разрушительных последствиях монетизации льгот. Самые разные люди, зачастую пораженные в отношении друг друга не только клановой, но и личной нетерпимостью, реагировали на эти предупреждения практически с одинаковым восторгом. Силовые олигархи впадали в состояние, близкое к трансу, предвкушая, как массовые протесты или просто очевидная неразумность разработанных законов вынудят президента отправить в отставку устроивших «на ровном месте» политический кризис либеральных фундаменталистов. Попытки апеллировать к разуму, указание на колоссальный вред для общества, неизбежное разочарование людей в президенте и снижение его рейтинга, и даже на то, что «в конце концов вам же все это разгонять придется», не воспринимались в принципе: любые негативные представления были вытеснены из сознания силовых олигархов сияющим видением попрания и изгнания с высот политической власти ненавистных либеральных фундаменталистов.

Весьма вероятно, что для решения других, в том числе и совершенно незначительных корпоративных проблем представители силовой олигархии способны привлечь колоссальные и всеразрушающие резервы контролируемых ими как государственных, так и коммерческих структур. И в принципе, как представляется, нет ничего невозможного ни в инициировании нового (и при этом по понятным причинам смертельно опасного для России) обострения ситуации на Северном Кавказе ради дискредитации того или иного действующего там либерального фундаменталиста, ни в разжигании межнациональной розни или создания мощных оппозиционных групп ради подрыва позиций конкурирующей силовой группировки или перехвата у силовых либо либеральных конкурентов контроля за значимыми финансовыми потоками.

Потенциально весьма существенной, хотя пока никак не проявляющей себя силой могут быть еще сохранившиеся относительно честные силовики, которым «за державу обидно». Несмотря на их преимущественную вовлеченность в коррупционную политику силовой олигархии, возникающую иногда, насколько можно понять, просто «по долгу службы», мотивация этой части силовых структур носит относительно бескорыстный и подлинно патриотический характер. Не располагая в силу преобладающей честности сколь-нибудь значимыми финансовыми ресурсами, представители этой категории не являются в настоящее время значимыми субъектами российской политической жизни. В то же время не стоит полностью сбрасывать со счетов возможность самоосознания этого социального слоя и начала использования им своих служебных возможностей (в том числе и в области организации провокаций) для достижения общественно значимых, с их точки зрения, целей.