Дневник плохой мамаши - Кейт Лонг Страница 75

— Морин Тикл полтора месяца ходила со сломанной лодыжкой, — снова вмешалась бабуля. — Так и ходила. Потом уже ей рентген сделали и все увидели. А доктор ей сказал знаете что? Что ей нужно больше двигаться! Представляете? — Она резко умолкла и уставилась на коленки Дэниела.

— Продолжай, — подбодрила его мама. Она так крепко сжимала свой большой палец, что кончик уже побелел.

— Так вот. Я, конечно, не должен был делать все у вас за спиной. Но раз уж так получилось, то вы, наверно, страшно на меня рассердитесь. Отец меня просто убьет, если узнает. Скажет, что я опять все сделал не так.

— Господи! Что ты сделал-то? — Я попыталась встретиться с ним взглядом, но он смотрел поверх наших голов.

— А на почте теперь новая женщина работает. Зубы длинные, как у крольчихи.

— Так, бабуся, помолчи минутку.

— Я хотел сделать вам сюрприз. Порылся в Интернете. Думаю, вы должны знать… — Из кармана джинсов Дэниел вытащил конверт, протянул было его маме, потом вдруг прижал к груди. — Но теперь-то я понимаю, что с самого начала должен был все вам сказать, потому что это касается вашей семьи. Получилось, что я сунул нос не в свое дело…

— Дэниел, хватит, не мучай нас.

Я встала и взяла у него конверт. К конверту были прикреплены листки — распечатки с каких-то с сайтов. Мне вдруг пришла в голову мысль, что он, видимо, нашел мамину настоящую мать. Ну, теперь проблем не оберешься. Я поспешно села на диван, не зная, что делать. И тут взгляд упал на колонтитул: www.nationalsavings.co.uk. Выше фотография улыбающейся женщины, радостно вскидывающей руки, и надпись «Поздравляем!».

Мама тоже склонилась над листком.

— Опять ерунда какая-нибудь? — сглотнув, спросила она и отцепила листки от конверта.

— Не радуйтесь слишком сильно, — взволнованно предупредил Дэниел. — Это не самый большой выигрыш. Но тоже ничего. И не облагается налогом, — сообщил он, покачиваясь на пятках. Казалось, он бы с радостью бросился наутек.

— Не хочу тебя расстраивать, Дэниел, но у нас нет выигрышных облигаций. Ты, видимо, распечатал чье-то чужое письмо. — Голос у мамы дрожал. Она, как и я, уже заметила цифру 10 000 в одной из строчек. — Так что это выиграл кто-то другой.

— Везет же людям! — Я выдавила слабый смешок.

— Нет-нет. Именно об этом я и собирался вам рассказать. Конечно, нехорошо было все делать у вас за спиной. Надо было отдать вам облигации, еще когда я их только нашел…

— Какие облигации? — трясущимися руками мама вскрыла конверт.

— Те, которые я нашел в старой бабушкиной сумочке. Они лежали вместе с открытками. — Лицо Дэниела пылало, волосы наэлектризовались от того, что он все время проводил по ним рукой, и торчали в разные стороны. — О черт, я так глупо повел себя, просто невероятно. Надо было сразу же вам их отдать. Просто мне так хотелось, чтобы это был сюрприз.

— Сегодня Джеймса Бонда показывают? — поинтересовалась бабушка. — Он классный парень.

Никто ей не ответил. Бабуля закрыла глаза. Мама развернула пожелтевшие облигации, положила их между нами. «Выпущено Лордами Представителями Казначейства Ее Величества». На ближайшей ко мне написано «1£».

— Значит, бабушка в самом деле выиграла десять тысяч? — Я захохотала. Впрочем, это было скорее нервное. — Господи, она сможет купить вагон свиной грудинки!

Бабушка открыла глаза и тоже захихикала, подозреваю, сама не понимая чему.

— Нет, погоди-ка минутку, — остановила меня мама, прямо задыхаясь от волнения.

— Что еще?

— Сами облигации не именные, — сказала она, нахмурившись. — Но на карточке написано мисс Карен Хескет. Что же это получается?

— Ничего себе! Выходит, бабушка с дедушкой купили тебе эти облигации, когда ты была маленькой! Сколько их тут?

Бабуля широко улыбнулась.

— На двадцать фунтов. Тогда это была огромная сумма.

Мама медленно поднялась с дивана, опустилась на корточки возле бабушкиного кресла, сунула ей под нос облигации. Она держала их веером. Издали они были похожи на деньги.

— Мама, это так? Вы купили их мне, когда я родилась?

Бабушка молча улыбалась.

— Мама, это очень важно. Ты меня слышишь? Эти облигации ты купила мне?

— На печати дата: «апрель 1963», если это вам что-то говорит, — вежливо пробормотал Дэниел.

Мама положила облигации бабушке на колени и взяла ее за руки.

— О-хо-хо…

Бабушка рассеянно погладила дочь по голове, вздохнула и снова закрыла глаза.

— Вкусная была индейка, — проговорила она и тут же заснула, открыв рот и запрокинув голову на спинку кресла. Как только старикам удается так мгновенно отключаться? Дэниел помог маме подняться.

— Ну что, миссис Купер?

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Ты точно уверен, что это наши деньги? Потому что теперь, когда мы поверили, будет очень больно разочаровываться.

Не отводя взгляда, Дэниел ответил:

— Миссис Купер, я бы ни слова не сказал вам об этом, если бы не был на сто процентов уверен.

— Правда?

— Правда.

Тогда мама достала бутылку вина, которую ей подарили дети в честь окончания четверти. Дэниел выпил один бокал и ушел, сказав, что нам еще многое нужно будет обсудить. Я закрыла за ним дверь, вернулась в комнату. Мы с мамой только глянули друг на друга, как тут же расхохотались.

— Это ж надо, — повторяла мама, — ну надо же!

* * *

Я была уверена, что Шарлотта задумала обчистить все окрестные магазины. Она запросто потратит всю сумму на одежду. Конечно, это займет некоторое время, но в итоге она расправится с деньгами. Но это мои деньги. Я ей так сразу и сказала. Видели бы вы выражение ее лица.

— Ну хоть ванную можно устроить на втором этаже?

Ты ведь обещала.

Я покачала головой.

— Что же тогда ты хочешь с ними сделать? — Было забавно смотреть, как она волнуется, вот-вот лопнет от любопытства. — Ты же не собираешься отложить их на черный день? Ну, мама, жизнь-то не вечная.

Эмма кивнула мне.

— Я поделю их с тобой. Пополам. Пятьдесят на пятьдесят. — Ее глаза так и засияли. Еще бы: пять тысяч фунтов на шмотки! — Только, знаешь, нам эти деньги нужны для одного важного дела.

— Какого?

— Мы обе получим на них высшее образование.

Доходило до нее медленно.

— Обе? То есть ты тоже… Знаешь, я ведь подозревала, что ты задумала учиться. Ничего себе! Она покачала головой. — А разве принимают таких… таких, как ты?