Muto boyz - Павел Тетерский Страница 74

— Не обсуждается!!!

Очень трудно что-то доказывать человеку, который говорит «не обсуждается». С другой стороны, в разгар лета ходить по городу в галстуке и белой рубашке как минимум неудобно физически — не говоря уже о туфлях и чёрных брюках со стрелками. Кроме того, после работы мы никогда не расходились по домам — то было просто какое-то психованное лето, наш мир сошёл с ума, и всех, кого мы знали, в девяносто восьмом году обуял неукротимый вирус тусовок, движа и прочей керуаковщины. Каждый день после работы мы шли в кабак «Красные столы», что на улице Герцена — это была отправная точка, место сбора всех раздолбаев Москвы, — а уже оттуда пускались во все тяжкие, за ощущениями. Приходить туда в белой рубашке было бы совсем неправильным. Особенно если учесть, что вероятность нашего попадания домой равнялась процентам десяти, а пьяные раздолбаи всё время норовили облить нас пивом или даже красным вином.

Поэтому мы носили офисные шмотки с собой. Вспоминался Дебильник — там мы тоже носили с собой всё своё имущество, правда, оно ограничивалось иголками и нитками для подшивки белых воротничков. Здесь наши воротнички тоже были белыми, но подшивать их не требовалось — этим работа в офисе выгодно отличалась от армии. Мы специально подыскали что-то относительно не мнущееся и складывали деловые костюмы в свои рюкзаки. Иногда деловые костюмы ночевали в этих рюкзаках неделями.

Сначала мы хотели легализовать свои переодевания, обратились к Стриженову. Но тот сказал, что никто не должен видеть, как из нашего офиса выходят люди в такой распи…дяйской одежде — иначе по престижу компании «Лауда-Тур» будет нанесён сокрушительный удар, она перестанет котироваться. Притом, что компания до сих пор не отправила ни одного туриста, и слово «котироваться» вообще не могло применяться по отношению к ней — её практически не было, она существовала только в воспалённом воображении нашей троицы. Но Стриженов этого не понимал, он смотрел на жизнь сквозь кислотные розовые очки, бредил миллионами и солидностью. Именно поэтому нам приходилось прятаться от него в туалетных кабинках.

— О! — воскликнул Чикатило, подходя к огромной раковине. — Смотри: новая «Нивея».

— Сегодня моя очередь, — сказал я. — Прошлый раз ты её резанул. Теперь я.

— Ты уверен? — задумался Чик. — По-моему, прошлый раз «Нивею» брал ты. А мне достались эти идиотские одноразовые бритвы.

— Ты так много здесь крадёшь, Чико, что у тебя всё смешалось в голове.

Я не знаю, какой больной человек придумал ставить сюда кремы для бритья, дезодоранты и одноразовые бритвы «БИК». В своём стремлении походить на Европу здешние парни совсем забылись — они не понимали, где они находятся в действительности. Это всё — вкупе с запредельно дорогими ресторанами на первом этаже, вечно пустующими бутиками и армией деревянных охранников Урфина Джюса — должно было оправдывать завышенную арендную плату, которую они взимали со Стриженова и ему подобных. Это называется максимальный комфорт, забота о каждом клерке. В том числе о том, который, боясь опоздать на работу, не успел побриться или сполоснуть подмышки — именно для таких и предназначались все эти мыльно-пузырные принадлежности. Мы забирали их сразу же, как только они появлялись: мы не были уверены в завтрашнем дне «Лауда-Тура», фирма каждый день грозилась лопнуть, как шарик из детского баблгама. Поэтому нам надо было успеть урвать отсюда всё, что только можно. Одноразовые бритвы «БИК» были незаменимы при нашем передвижническом образе жизни, а залежи дезодорантов и кремов для бритья, скопившиеся у нас дома, позволяли очень долго не думать о бытовом насущном.

— Ладно, бери ты, — согласился Чикатило, стоя перед зеркалом и засовывая в ухо очередное кольцо. — Надо пожаловаться, что сегодня нет бритв и дезодоранта. Они совсем ох…ели, не думают о личной гигиене клерков. Относятся к ней халатно. Скоты.

— Чик, ты думаешь, мы одни здесь такие?

— Нет. Но я не вижу логики в том, что некто, подрезающий бритвы и дезодорант, оставляет без внимания крем для бритья. Это всё равно, что грабить банк и оставить в сейфе треть всех имеющихся там денег.

Если бы кто-нибудь в тот момент (равно как и во все другие моменты нашего перевоплощения) увидел Чикатилу в этом суперевротуалете, у него бы создалось ощущение трещины между мирами, разрыва непрерывной реальности. Чик был похож на бродягу, босяка, парня из Бронкса, барыжащего героином в школе для цветных подростков. На карикатуру с обложки второго альбома «Limp Bizkit». В любой другой стране появление такого человека внутри крутого офисного центра стало бы объектом исследования парапсихологов или, как минимум, строго каралось бы законом.

Мы вышли на лестничную клетку, на которой нехотя курил одинокий клерк, и уставились в окно. Из парадного входа мячиком выкатился Стриженов. Отсюда его звуковое сопровождение не было слышно, да и перспектива сглаживала угловатость движений — поэтому казалось, что он катится к своей машине плавно и ровно, как пришелец из Клиффорда Саймака. Отчасти этому способствовал угол зрения — Стриженов, вид сверху здорово отличался от Стриженова, вид в профиль или анфас. Не меньше, чем круг отличается от квадрата, потому что на самом деле так оно и было, именно эти геометрические фигуры являлись его проекциями на плоскость.

Мяч поковырялся ключиком в водительской двери своей «восьмёрки», плюхнулся на переднее сиденье, хлопнул дверью и шумно завёл двигатель. Последние два действия сопровождались звуками: насчёт первого я уже объяснял, а насчёт второго — это тоже было его фишкой, все эти перегазовки, пробуксовки и страты с места. За рулём «восьмёрки» Стриженов превращался из офисного увальня в пилота болида «Формулы-1». В этакого Шумахера в земном обличье — во всяком случае, именно им считал себя Стриженов, садясь за руль своего скромного авто.

С точки зрения некоторых философских теорий, жизнь человека — это только то, что видит он сам, проекция его субъективного мировосприятия. Не знаю, как там на самом деле, но в случае со Стриженовым это прокатывало на все сто. Потому что он действительно становился пилотом, а «восьмёрка» — красным «Феррари». На забитых московских дорогах он выкидывал такие фортели, что у пешеходов отвисали челюсти, а водители предпочитали притормозить, пропустить или съехать в сторону. Мы с Чикатилой вжимались в сиденья и обматывались всеми наличествующими в салоне ремнями, но пользы от этого было зеро — нас укачивало, как на тренажёре для космонавтов, и перманентно тянуло блевать.

Как-то раз Чикатило спросил Стриженова:

— Илья Юльевич, вы правила дорожного движения хоть раз читали?

Стриженов о чём-то подумал, почесал эспаньолку и ответил:

— Читал. Мне не понравилось.

После этого всё с ним было понятно, и больше у нас этот вопрос «не обсуждался». Странно, что он не брызгал слюной на лобовое стекло — хотя, может быть, и брызгал, я не помню. Хорошо, когда человек способен получать кайф от таких простых вещей, как вождение автомобиля «ВАЗ-2108». Это сразу упрощает ему жизнь: какая водка, какой героин, сел за руль — и у тебя вроде как всё в порядке. Главное, что это не преследуется законом — хотя на месте закона я бы преследовал таких людей, как Стриженов, со всей строгостью. Их надо пожизненно лишать прав и запрешать подходить к автомобилю ближе, чем на десять метров.