Московское Время - Юрий Быков Страница 73

И Александр Павлович струсил.

– Ну, мы ж вроде друзья…

– Правда? – Оля заглянула в его лицо внимательным холодноватым взглядом. – Но еще полминуты назад ты так не думал…

И неожиданно улыбнулась:

– Ладно, друг, пошли – мне к тете Марусе пора.

Они протиснулись с танцплощадки на выход и направились к березовой роще, светлой даже поздним вечером. За ней через поле стояли дачи – вот и весь короткий путь домой.

Оля шла немного впереди, а Александр Павлович вроде бы и не шел, его как будто и не было, потому что он никак не ощущал себя. Вместо него шел кто-то другой, который был глуп и зол. Зол на самого себя, за то, что глуп, труслив, невезуч, зол на шагавшую впереди свою мучительницу – за то, что так неодолимо притягательна, за то, что у нее все уже, наверняка, было – и не с ним! А с ним ничего не будет! Потому что он глуп, труслив и невезуч!..

Оля приостановилась, развернула конфету, положила ее в рот.

– Будешь? Я еще в куртке нашла, – обернулась она к Александру Павловичу с карамелькой в руке.

– Сколько их там у тебя? – спросил Александр Павлович, а тот – глупый и злой – схватил протянутую руку и резко подтолкнул к себе мучительницу. А она… и не стала возражать.

Александр Павлович почувствовал ее сладкий рот, потом о зубы стукнулась ее карамелька. Она хихикнула:

– Погоди, поперхнемся, – и выплюнула конфету.

У Александра Павловича мелькнула мысль: «Черт возьми, уже в поле, почти дошли…»

Под звездным небом в летнюю ночь от гормонов и вина случаются очень сильные головокружения. Отменить это явление может только сама природа и ничто больше, включая государственный строй. Тем не менее, Александр Павлович однажды узнал – объявили по телевидению – что в СССР секса не было. Узнал, как и многие, с обидой за весь советский народ. (Эту «новость» до сих пор тиражируют некоторые бойкие журналисты и не только они. Бедные, им и невдомек, что откровенная глупость не может быть шуткой. Ну а если у них все всерьез… Бедные они, бедные…)

Были уже расстегнуты и курточка, и что-то там под нею – шелковое на пуговицах, и сэкономлено время на модном, с передней застежкой, лифчике, когда Оля вздрогнула всем телом – Александр Павлович даже подумал, что оцарапал ей грудь (надо было ногти постричь, да кто же знал!..) Она уперлась в плечи Александра Павловича, с ужасом вглядываясь во что-то за его спиной.

– Сашка…– прошептала она. – Смотри…

Александр Павлович обернулся и обомлел. В их сторону, да нет – прямо на них! – шло черное существо с посохом, у которого вместо головы было что-то восьмиобразное, мигающее желтыми глазами! Именно так: длинное его туловище заканчивалось не шеей с головой, а…

«Сова что ли?» – пришла к Александру Павловичу мысль, но тут же улетучилась, потому что следовало не раздумывать, а уносить ноги.

– Что ты застыл? – Оля тянула Александра Павловича за собой.

– Бежим!

Путь до поворота на их улицу был отрезан: существо как раз с той стороны и шло и уже припустилось за ними. Оставалось бежать вдоль заборов, сплошь глухих, так как располагались они по тыльной стороне дач. Конечно, на каждом участке имелся выход в поле, но хозяева держали его надежно закрытым, как дверцу в иной мир. А если ко всему добавить поздний час… Осознание безысходности усиливало страх. Оля бежала впереди, иногда останавливалась, распознав в заборе калитку,– стучала по ней, звала на помощь. Александр Павлович бежал молча: он, конечно, позорно драпал, но перейти на крик означало совсем потерять лицо.

Оглянувшись в очередной раз, он понял: существо поотстало, начало выдыхаться, значит можно будет просто от него убежать.

Александр Павлович хотел сказать об этом Оле, но впереди вдруг распахнулась калитка, и путь им заступил человек в белой рубахе – Лялин. Оля взвизгнула:

– Миленький Железный человек! – от радости и страха все у нее перепуталось. – За нами гонятся!

– Сюда, – строго указал он на дорожку, ведущую вглубь сада. – Там выход.

Оля и Александр Павлович пронеслись по светлевшей песком тропинке и выскочили на свою улицу.

– Повезло…– переводя дух, произнесла Оля.

Они остановились друг напротив друга под только что выглянувшей из облаков луны. Оба тяжело дышали, наклонившись и уперев руки в коленки. Оля так и пробегала все это время расстегнутая. В свисающих полах ее курточки и блузки виднелись разъединенные чашечки лифчика и налитой бок одной груди.

– Ты это… Смотри, к тетке… так не приди… – сбиваясь с дыхания, выговорил Александр Павлович.

Оля окинула себя взглядом.

– Ага… Спасибо…

Она начала приводить себя в порядок, а Александру Павловичу вдруг стало обжигающе жаль своего недополученного, несостоявшегося счастья. Он захотел обнять Олю, пока не все еще пуговицы были застегнуты…

– Ты с ума сошел?! – отстранила она его. – Я чуть не описалась… Что это было, можешь мне сказать?!

– Сова. Человек-сова.

– Какая сова?! Чего ты, Сашка, вечно сочиняешь?!

– Филин. Помнишь, у Виктора Ивановича такой жил? Он нам его показывал, когда мы маленькие были. Наверно, умер уже…

– А, помню, с круглой большой головой. На толстую восьмерку похожий. Да, наверно…

Оля запнулась, пораженная догадкой, которая чуть раньше появилась и у Александра Павловича. Оба подумали: а почему умер? Филины живут долго. И вспомнили о манере Виктора Ивановича подшучивать и разыгрывать всех в соответствии с присущим ему – на гране приемлемого – чувством юмора. В сущности, он тоже был чудак, хоть и не в той степени, что Лялин.

Все-таки интересные люди населяли детство и юность Александра Павловича: помимо этих двух проживали бок о бок с ним и другие необычные личности – время такое было!

Будто в подтверждение догадки со стороны Лялинского участка послышались шум, возня и донесся высокий голос Лялина:

– Власовец хренов!..

И все смолкло.

– Сашка, неужели это был Виктор Иванович?!

– А кто же еще? Покрылся чем-нибудь с головой, посадил сверху филина, взял посох и вперед – пугать припозднившихся прохожих. Вряд ли он именно нас хотел подкараулить, просто нам не повезло.

– Да уж… Я теперь не засну, наверно. Пошли скорее, тетя Маруся заждалась.

Идти было совсем недолго. Открыв калитку, Оля остановилась.

– А ты знаешь настоящее имя Матроса Железняка?

– Ну он же еще Алексей-человек божий, значит – Алексей.

Александр Павлович решил не напоминать Оле, как скрестила она оба его прозвища.

– Вообще – то фамилия его Лялин.

– А он кто?

– Говорит, что Герой Советского Союза. Не уверен, что это так. Но то, что он наш спаситель – точно.