Точка Омега - Евгений Шкловский Страница 71

Времени на разговоры немного – Вадиму в душ, Володе, уже одетому, – на работу или домой, кто знает. Живет он неподалеку, ему еще удобней, чем Вадиму.

О чем они почти не говорят, так это о футболе.

– Потерянное время, – махнул он рукой, когда Вадим как-то, после очередного судьбоносного (почти всегда судьбоносные) матча спросил про его впечатления.

– Футбол – потерянное время.

Ну что ж…. Не один он такой. Вадим никогда не настаивал на том, что футбол – нечто незаменимое и уж тем более главное в жизни. Не будешь же объяснять взрослому неглупому человеку, что для многих это возможность разрядиться, выплеснуть избыточные эмоции, в том числе и негатив. Вообще что-то бурно пережить, компенсируя тем самым дефицит в этой сфере, отдаться азарту и страсти, то есть прожить полтора часа полнокровной эмоциональной жизнью. Причем не в одиночку, а вместе с другими, то есть ощутить себя частичкой некоей общности. Может, и отождествить себя с каким-нибудь любимым футболистом, который давно уже не просто игрок, гоняющий мяч за весьма приличную плату, а почти родственник, кумир, альтер эго.

Сам Вадим убежден: футбол избавляет человека, пусть и ненадолго, от одиночества. Фанаты пьянеют не столько от спиртного, сколько именно от иллюзии братства. Не случайно мировых чемпионатов ждут с таким нетерпением. В том-то и дело, что, даже сидя у телевизора, человек начинает ощущать себя частицей человечества. Он вместе с миллионами, он чувствует их плечо, их дыхание, их воодушевление.

Не мог же Володя этого не понимать. Но на лице его тем не менее появлялось скептическое выражение. Ну да, игра. Не увлекает. Скучно. А что человек всегда ищет, в чем бы раствориться, спрятаться от самого себя, это давно известно. И ничего хорошего в этом нет.

– Снобизм, – возражал Вадим. – Лучше пусть масса дерет глотки на стадионе, нежели берется за булыжник. Во-вторых, можно, конечно, попрекать человека за слабость и несамодостаточность, но только что из того? Ровным счетом ни-че-го. У общества пока нет инструментов для воспитания всех человеком с большой буквы. А спорт предлагает сравнительно безобидный способ снять напряжение, слиться в экстазе с другими, почувствовать себя не совсем маргиналом.

Про закрытие клуба Володя тоже слышал, но отнесся к этому довольно равнодушно. Закроется и закроется. Сейчас они плодятся, как грибы, мода такая, люди начали понимать, что за здоровьем надо следить, а не пускать все на самотек. Раз есть спрос, значит, будет и предложение. И вообще нужно жить сегодняшним днем. А там, как говорится, видно будет.

Вадим глубоко затягивается. Володя прав: нужно жить сегодняшним днем. Его тревога оттого, что он думает, как все будет завтра и послезавтра. Верней, даже не думает, просто это «завтра» сидит в мозгах, в подсознании. Что будет с Оксаной, закроется ли клуб, выживет ли газета, будет ли участвовать его любимец Рос в предстоящем матче, ну и всякое разное, о чем он, может быть, даже не подозревает, но что очень даже хорошо знает его двенадцатиперстная, реагируя тупой ноющей болью.

И уже повернув в сторону редакции, он краем глаза замечает, что черный «ауди» (его «ауди») медленно отползает от тротуара. Лицо водителя скрыто за тонированным стеклом, а всмотреться пристальней Вадим не успевает.

12

Лору Вадим время от времени встречает в коридорчике. Ему приятно видеть ее милое лицо, особенно когда оно освещается улыбкой. Обычно же сосредоточенное, строгое, немного задумчивое – лицо доктора. Тогда язык не поворачивается называть ее Лорой, только по имени-отчеству – Лора Георгиевна, лепестковое такое сочетание. И все-таки она – Лора, поскольку месячный курс гирудотерапии пройден, и надо сказать, с ощутимой пользой. Вадим действительно чувствует себя бодрей. Даже если это отчасти самовнушение, что с того?

Да и чем еще оставалось заниматься, ложась, обнажив торс, на кушетку и чувствуя знобкое влажное прикосновение к коже черных лекарей, их шевеление, а потом и легкие покалывания? Он лежал, прислушиваясь к этому покалыванию, и старался представить, как старая кровь уходит, а вместо нее пульсирует обновленная, с добавкой уникального гирудного бальзама. Что в нем такого уж полезного, он легкомысленно забывал, но тем не менее старался вообразить некую сверхпитательную, чуть ли не светящуюся субстанцию, производящую в нем свою полезную работу. Вроде как луч фонарика, рассекающий ночную тьму. Теплый солнечный луч в холодный пасмурный день. Не сказать, что получалось очень успешно. Хтонический облик угольно-черных рептилий вызывал не слишком приятные чувства.

Важно было – видеть свет.

Так наставляла Лора: физиология должна непременно подкрепляться соответствующей медитацией. Если больной не верит в свое выздоровление, не пробивается к нему внутренними усилиями, то ничего и не будет. Тело нужно готовить к обновлению собственной волей. Почву, да, нужно готовить почву, чтобы она впитывала то, что дает природа: влагу, солнечные лучи, кислород; нужно помогать росткам взойти, поливать, полоть, прореживать и удобрять. Что пиявки охотно присасывались к Вадиму – это хорошо (ага, есть повод для гордости). Но и он должен был ответно делать шаг навстречу. Его дух должен был оплодотворять вброшенную в кровь субстанцию.

Кровь Вадима, похоже, и впрямь пришлась им по вкусу. Впивались они довольно резво, да и Лора искусно управлялась с ними, пальцами в тонких резиновых перчатках ловко прижимая их к его коже. Могла проявить и настойчивость, если какая-нибудь гируда вдруг начинала строптивиться. Прикладывала она их к специальным точкам на его теле, затем включала приятную медитативную музыку и уходила в свой кабинет. Время от времени она возвращалась, чтобы проверить, исправно ли глодают ее пациента.

Сеансы протекали вполне сносно, иногда Вадим задремывал под журчание мелодии и собственные светоносные медитации. Единственное, что досаждало, так это довольно обильное кровотечение после. Не всегда помогали даже аккуратно накладываемые Лорой марлевые повязки и специальный гель, так что пару рубашек он себе замарал.

Эффект же, надо признать, был не просто вполне ощутимым (в смысле оздоровления), но и… загадочным. Правда, это Вадим почувствовал немного позже, когда все сеансы закончились и он уже успел подзабыть о них. Потом вдруг дошло… Да и с чем еще это могло быть связано?

Если тебе прямо в кровь впрыскивают нечто чужеродное, некую древнюю малоизученную органику, то последствия могут быть всякими. А спрессовано там, вероятно, ого-го-го сколько, из многовековой природной жизни.

13

Замечать же за собой странности Вадим стал не где-нибудь, а в метро, куда спускался с тех пор, как сел за руль, довольно редко. Но тем не менее спускался. В иные дни из-за вечных пробок он рисковал опоздать на важную встречу, так что метро выручало.

Как-то раз за спиной (он стоял возле противоположной от выхода двери) послышался стук в стекло. Сперва он не обратил внимания, но стук повторился, причем весьма отчетливо, как будто барабанили специально, чтобы привлечь внимание.