Индия. Записки белого человека - Михаил Володин Страница 7

— Молодец! — хором сказали монахи, улыбаясь и качая головами. Так в моем детстве делала бабушка, приговаривая: «Ай, грязнуля!» или «Ну посмотрите на этого шалуна!» За один этот жест я заранее люблю всех индийцев без исключения. Подобным образом они приветствуют друг друга. Или хвалят. Мне захотелось, чтобы и дальше монахи так же мотали головами.

— А с другой стороны, историю с королем Шамбалы могли сочинить и гораздо позже, — продолжал я развивать мысль. — Ведь само учение о Калачакре возникло чуть не через тысячу лет после строительства Великой ступы царем Ашокой. И даже то, что Будда перенесся к Мадрасу по воздуху, говорит о принадлежности легенды махаянской традиции. Там, в отличие от Хинаяны, Будда — уже бог, а не человек. То есть наверняка легенда родилась как минимум через семь веков после ухода Пробудившегося в паринирвану ^[4]. Вполне может быть, что ступа была построена в это время, а не при жизни Будды.

Монахи продолжали качать головами и улыбаться. Лица у всех были круглые и добрые. Я говорил с сотней Будд одновременно и сам себя чувствовал одним из них. Словно небо разорвали на тысячи голубых лоскутов и каждому поместили по куску в грудную клетку.

— Ну и что же у ступы внутри? — неожиданно прервали эйфорию монахи.

— Ступа — это тело Будды. — Я вспомнил еще одну важную деталь, о которой когда-то прочел в Интернете. — После того как Будда умер, его сожгли и прах поместили в основания четырех ступ.

— Значит, внутри у ступ прах? — спросили монахи. Лица их были серьезны.

— Везде прах. — Я говорил не своим, слишком уверенным голосом. — Мы ходим по праху, дышим прахом, питаемся… И сами становимся прахом! Нужно покинуть цикл сансары, чтобы достичь основы. И оттолкнуться от нее! Начать с нуля. С пустоты!

Я хотел еще что-то сказать. Что-то самое главное! Но в этот момент сквозь дрему услышал гудок паровоза. Еще несколько секунд моя душа тыкалась ключом в замочную скважину сонного тела. Наконец чувства заработали, и до меня дошло, что надо торопиться к оставленному на штативе фотоаппарату.

Обойдя ступу, я застал LP с немцем на прежнем месте. Доктор что-то говорил, держа мою подругу «под локоток», и та заливисто хохотала. От ревности у меня начала подергиваться верхняя губа: LP уже очень давно так не смеялась моим шуткам!

Чтобы не обнаруживать своих чувств, я, быть может, слишком поспешно склонился к фотоаппарату. В видоискателе медленно двигался состав. На сей раз — товарняк. Вагоны были заполнены чем-то черным, скорее всего углем. Так было даже красивее: рядом со строгими белыми колоннами вагончики с темными горками над бортами смотрелись особенно контрастно. Поезд дошел до середины долины, и я дважды нажал кнопку затвора.

— А вы, похоже, спали? — спросил меня доктор Шталль, когда я сложил штатив. Я хотел было еще раз удивиться его проницательности, но LP вытащила травинку из моих волос и отряхнула на мне майку.

— Ты лежал на траве? У тебя все лицо как будто в шрамах, — сказала она и положила руку мне на плечо. Так мы и пошли, обнявшись, в сторону гостиницы.

За обедом доктор Шталль рассказал свою историю, которую я изложил выше. Потом мы поговорили о Бремене, в котором я был дважды проездом, и о Москве, где доктор Шталль никогда не бывал. Когда принесли десерт, немец обратился к LP на своем родном языке, но она сделала вид, что не заметила.

Обед был хорош, но счет оказался существенно больше, чем я рассчитывал. Я подозвал официанта и немедленно обнаружил причину ошибки: рядом с нашими вегетарианскими тефтелями из шпината и сыром с овощами в счете нахально красовался цыпленок-карри. Я поднял удивленный взгляд.

— Ваш водитель, сэр! — невозмутимо ответил официант. Сидевший в дальнем углу Саид слал мне подобострастные улыбки. Судя по всему, он посчитал, что отныне я буду кормить его всегда.

Доктор Шталль, не сразу разобравшись, что к чему, попросил рассказать о причине моего недовольства. Услыхав историю с водителем, он внимательно посмотрел на меня и рассмеялся:

— Это же типичная уловка, неужели не слыхали?

Доктор Шталль был уверен, что ничем таким Саид не болен, а просто притворяется, чтобы выцыганить дополнительные деньги на жилье и питание.

— Вы ошибаетесь! — возмутился я. — Он болел с самого первого дня.

Немец был непоколебим в своих подозрениях и в конце концов предложил провести эксперимент.

— Оставьте деньги только за свой обед. И пошли отсюда!

Мы вышли из ресторана, но остановились за углом, так что было видно, что происходит внутри. Сразу после нашего ухода официант подошел к столику, пересчитал оставленные деньги, сверился со счетом, еще раз пересчитал и направился к доедавшему цыпленка Саиду. А дальше произошла удивительная вещь — шофер заговорил человеческим голосом! Куда только делись кашель, и хрип, и сипение?! Даже не зная хинди, мы без труда догадались, что Саид по-детски жаловался официанту на меня и мое неслыханное скупердяйство.

— Так ты, приятель, вовсе не болен! — Я возник в дверях, преграждая путь Саиду, как раз в тот момент, когда тот собирался выйти. По выражению моего лица водитель догадался, что больше притворяться не стоит.

— Йес, сэр! — виновато сказал он и опустил голову.

— Получается, что вы вместе с хозяином дурили мне голову?

— Йес, сэр! — еще более удрученно сообщил водитель.

— А ему-то это зачем? — вскипел я от такой наглости.

— Йес, сэр! — сообщил окончательно раздавленный Саид. На все мои вопросы он твердил одно и то же.

Я с удивлением посмотрел на с трудом сдерживающую смех LP.

— Слушай, он же ни слова не знает по-английски! — сказала подруга. И разом все стало понятно!

Я готов был наброситься на водителя с кулаками.

— Значит, на шестьдесят процентов говоришь и на сто понимаешь, так?! — кричал я, вспоминая услужливого чернобрового джигита из Аурангабада.

— Йес, сэр! Йес, сэр! Йес, сэр! — безостановочно повторял Саид, и усы его при этом испуганно топорщились. Его страх приводил меня в форменное бешенство. Я был готов поступить с ним так же, как ночью с комарами. Не знаю, чем бы это все кончилось, если бы не вмешался доктор Шталль.

— Надо помогать друг другу, — сказал он так же, как в первый раз возле ступы. Но теперь он не казался мне фриком. — В нем, — доктор показал на Саида, — тоже сидит Будда, только очень маленький. Ну что ему ваш английский?!

— Einverstanden? — обратился он к LP.

— Natürlich ^[5], — ответила моя подруга.

Саид, словно поняв, кому обязан своим спасением, наградил доктора благодарным взглядом, затем сконфуженно отвернулся и принялся снимать с шеи ненужную повязку.