Элита тусуется по Фрейду - Сергей Угольников Страница 7
Элита тусуется по Фрейду - Сергей Угольников читать онлайн бесплатно
В случае же, если некий комизм окружающие все-таки замечают, его можно заместить неким элементом уклонения (цинизмом). Если у ребенка спрашивают: «Что ты любишь больше, Родину или жвачку?» – то детское восприятие предписывает занесение спрашивающего в разряд дураков. Такой же вопрос, но заданный подростку (диссиденту), предписывает (в состоянии отсутствия экстремальной общественной ситуации, карающей за инфантилизм) ответ – «жвачку!». При этом можно еще глупо улыбнуться и пустить пузыри.
Производители коммерческих товаров и услуг для подростков (к примеру – MTV), используют для привлечения клиентов именно это физиологическое диссидентское отклонение. Симптоматично, что для тех граждан, которые определяют свою идентификацию как «множественную», большая любовь к жвачке носит искренний (детский) характер. Можно с полным презрением относиться к стране пребывания (в которой живут гяуры, поедающие свинину), но при этом трепетно защищать устои страны исхода (на которой, вполне возможно, никогда и не был, но которую ни на какую жвачку не променяет).
Длительное комфортное пребывание в подростковом миросозерцании может консервировать и автоматизм другого рода – любовь к родине жвачки. Пропаганда устойчивой множественности идентификации, якобы естественной для страны, производящей рефлекторные изделия (жвачку), становится воспринимаемой истиной, без малейшей критики к источнику механической тоталитарной «информации».
В европейской традиции такое восприятие принято обозначать термином «позитивизм», в русской – «нигилизм». Психология чуждости меняется на психологию мессианства. «Трудно быть богом», что уж тут поделаешь? Удивительное совпадение, но фильм по этому произведению Стругацких был снят как раз в разгар «перестройки», которую ее организаторы представляли в качестве продолжения революции, и как бы давал отмашку всем заинтересованным силам на сплочение вокруг субботы. Пусть недоразвитые автохтоны участвуют в строительствах БАМа, освоении целины, строительствах ГЭС и даже «фабриках звезд».
Вчерашние комсомольские активисты и постановщики партийных съездов, без всяких моральных колебаний начинают славословить «священное» право частной собственности, не стремясь при этом уточнить происхождение собственных капиталов. Отрицание детского идеала, отсечение «субботнего комплекса», проявляется только внешне, изнутри же оно проявляется в декларациях построения «открытого общества», в котором прорывается обида на непонимающих. «Подумаешь, какая невидаль – разрушили страну, обворовали народ, наглумились над святынями: и вы на это обиделись?» Злые вы какие-то, скрытые, мстительные. Рыжих не любите, заговор, наверняка, готовите. И из-за этого надо «раздавить гадин». Считать простым совпадением то, что дотирование фильмов, снятых именно по этому произведению Стругацких, осуществлялось из недр организаций, имеющих непосредственное отношение к личности Горбачева М. С., нет никаких оснований.
Иллюзия осознанности приводит к возрастанию мотивированного страха, желанию вычислить и отодвинуть тот момент, когда за ними придут. За «жидами города Питера». И уже не тешат воспоминания о попугайских расцветках пиджака покойника, добившегося переименования Блокадного города. Вид его столь же инфантильно расхристанной дочурки, ведущей в ящике «застекольное» реалити-шоу, тоже подталкивает к мыслям о необратимости возмездия. Гипотетические акции ортодоксального вразумления рисуются в столь ужасающих цветах (а объем содеянного предусматривает именно такую меру ответственности), что начинаются ночные кошмары. Телепередачи бывшего министра культуры материализовали этот страх во всей полноте ощущений.
Но процесс длителен, потому что замкнут. После всех дефолтов, пособничества терроризму, грабежа и геноцида никаких погромов не случилось. Замершие в коллапсе потенциальные жертвы экстремизма недоуменно выползают из щелей. Кто-то опять ползет в госдуму, кто-то в Лондон, кто-то в министры. Опять: «Для всех суббота, а для нас понедельник».
Предсказывать логику последующих событий – пустая трата времени, братья фантасты описали ее с достаточно высокой степенью реализма. Когда Сергей Кара-Мурза говорит: «Конечно, в молодом чекисте Багрицком непросто было прозреть Бориса Абрамовича Березовского. Непросто, но можно», – он подразумевает в какой-то мере и этот неизменный порядок восприятия и переработки реальности.
Для иллюстрации фантастического, но воспринимаемого как реальность замкнутого цикла удачно подходит жизнеописание Б. Березовского, изложенное им самим в интервью Александру Проханову. Удачным этот пример можно считать как по причине замкнутости цикла (интервьюируемый вновь хочет стать «человеком понедельника»), так и в силу публичности этого персонажа, действовавшего в самый «бессознательный» период русской истории.
От других интервью, к примеру, нашумевшей беседы Березовского с Эдуардом Тополем и изложенного последним в виде «открытого письма», лондонский диалог отличается меньшим этническим однообразием. Пространные комментарии Тополя, относящиеся к национально-религиозным комплексам, сами по себе являющиеся продуктом фрейдистского мировоззрения, не могут служить примером стремления к беспристрастности и характеризуют скорее единство подходов. Вот как описывает Тополь вопросы, которыми должно тяготиться сознание представителя невежественной веры общих невежественных предков: «Ты воспользовался Моим даром для того, чтобы набить свой сейф миллиардом долларов и трахнуть миллион красивых женщин?»
В сознании автора скабрезных романов в данном случае превалируют религиозно-сексуальные фантастические переживания, причудливым образом совмещенные с реальностью. Документальных свидетельств набивания некими гражданами банковских счетов с миллиардами больше чем достаточно, а подтверждения их способности к совокуплению не то что с миллионом, но хотя бы с сотней тысяч красивых женщин – явно маловато. Увязку фантастических религиозных представлений именно с оргиастическими можно считать подтверждением повторяемости переживаний, которые были свойственны и основателю теории психоанализа, но сложно отнести к способности Тополя объективно оценивать окружающую действительность. Конечно, существен факт сопричастия беглого олигарха ко всем сферам деятельности, отнесенным к сферам компетенции психоанализа (финансы, медиа, политика и т. д.); замкнутость в строго определенной специфике не могла бы быть столь яркой.
Важно при этом, что свое душевное и территориальное (эмиграция) состояние «олигарх» считает органичным: «Что же касается русской истории, то уж совершенно логично, что человек, который эту власть создавал, не может сегодня найти с ней общий язык. Власть всячески топчет того, кто когда-то ее выстраивал, а теперь пытается ей возражать. Не вижу в этом несправедливости, потому что неприятности, к которым приводили меня мои ошибки, никогда не пытался объяснить за счет дурных черт кого бы то ни было. Считаю, что все мои проблемы – это результат моих собственных ошибок. Отношу их только к себе самому, никогда не пытаюсь найти виновного».
Виновного Борис Абрамович чуть позже все-таки находит, но это недоразумение носителя изгнаннического менталитета не смущает, последовательность превращений осознается им как уникальная, а не общая, солидарная национальная функция. При этом представление себя в качестве человека, самостоятельно отвечающего за свои поступки и не выискивающего дурных черт в чьем бы то ни было устройстве, опровергается установочной фразой, в которой продемонстрировано исторически-устойчивое и несправедливое отношение к людям, создающим некую власть. Логики (в ее классическом понимании) в заявлении о естественной невозможности найти общий язык с созданной системой управления нет изначально. Показательно, что для характеристики несправедливости избирается не государственный, а национальный тип интерпретации истории. Удивительным на этом фоне выглядит то, что предшествующая эпоха осмысливается в категориях личных взаимоотношений именно с машиной подавления (государством). Вот как он, по прошествии времени, описывает свое детство: «На самом деле есть внутренний мир человека и внешний. Сначала о внешнем. Да, жизнь в Советском Союзе – это целый период, ровный, яркий, счастливый. Я был абсолютно счастлив в Советском Союзе, рос в классической советской семье. Было важно, что я не имел еще одного комплекса – национального».
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments