Сад Лиоты - Франсин Риверс Страница 7

Энни держала в себе гневные слова, чтобы ее отношения с матерью не превратились в черное пепелище. Она знала о матери такое, чего вовсе не хотела знать. Например, Нора Гейнз была очень обидчивой. Она хранила в памяти длинные списки нанесенных ей оскорблений и людей, оскорбивших ее. Она ничего, никого и никогда не забывала и не прощала. Ее прошлое напоминало Энни разложенный по ящикам боезапас. В подходящий момент мать умела достать любой снаряд и в мгновение ока открыть прицельный огонь. Энни знала имя каждого человека, который когда-либо ее обидел, и знала, как именно он это сделал. Нора Гейнз постаралась, чтобы ее прошлое не кануло в Лету.

Иногда обвинения за прежние проступки обрушивались на голову Энни, и тогда мать извлекала из памяти свой список и начинала бесконечное перечисление имен.

«Ты прямо как твой отец. У него тоже никогда не хватало ума, чтобы подумать о своем будущем… Ты прямо как твой отец, все время грезишь наяву. Ты прямо как он…»

Или еще хуже.

«Ты, как твоя бабушка Лиота, думаешь только о себе, и на чувства других людей тебе наплевать… Моя мать была вечно занята и не проводила со мной столько времени, сколько я проводила с тобой. Она никогда не любила меня так, как я люблю тебя… Она ничего мне не дала, и в восемнадцать лет я ушла от нее, чтобы жить самостоятельно… Я хотела, чтобы у тебя были возможности, каких не было у меня. И я добилась этого».

Энни не помнила ни одного случая, чтобы ее мать сказала хоть одно доброе слово о своей собственной матери, Лиоте Рейнхардт. И это наводило Энни на размышления. Виновата ли бабушка Лиота в том, какой стала ее мать, Нора?

У Энни не было возможности разобраться в причинно-следственных связях, выслушивая только одну сторону. С бабушкой Лиотой она виделась редко, хотя та жила поблизости, в Окленде. Бабушка ничего не рассказывала, даже когда внуков привозили к ней в гости: чтобы не беспокоить взрослых, их сразу отсылали играть во двор.

Энни безуспешно пыталась вспомнить хотя бы один случай, когда их с Майклом отправила бы играть во двор бабушка. Приезжая в Окленд, мать всегда начинала жаловаться на сильную головную боль, поэтому они там никогда не задерживались больше часа или двух. По дороге домой обиженная и раздраженная мать принималась перечислять все бабушкины прегрешения.

Однажды, когда родители еще жили в браке, Энни услышала, как отец признался, что любит Лиоту. Он произнес это признание в первый и последний раз. Его слова были восприняты матерью как вызов. После чего началась крупная ссора, продолжительная и громкая, с хлопаньем дверями и битьем посуды. Воспоминания об этой ночи навсегда запечатлелись в памяти Энни. Она не могла забыть, какие отвратительные обвинения выкрикивали ее родители. Спустя полгода они подали на развод. С восьми лет Энни прочно усвоила: нельзя упоминать имя бабушки Лиоты и ни в коем случае не спрашивать о ней.

Энни легла на кровать и стала смотреть на потолок сквозь кружево полога, подаренного ей на четырнадцатилетие. В тот день мать устроила грандиозную вечеринку, на которую пригласила друзей Энни из школы, из балетной студии и секции гимнастики. Гостей было много. И мать очень постаралась, чтобы подарок, который она сделала дочери, они увидели в последнюю очередь и услышали ее подробный рассказ о том, как в журнале, посвященном дизайну интерьера, она прочитала об этой замечательной вещице и позвонила в издательство, чтобы узнать адрес фирмы-производителя. «Эта кружевная роскошь проделала долгий путь из Бельгии». — заключила она, раскрыв большую коробку, и все присутствующие восхищенно ахнули. Одна подружка даже наклонилась к Энни и шепнула ей на ухо: «Как бы я хотела, чтобы и моя мама купила мне такую же прелесть».

Энни вспомнила свое желание швырнуть этот подарок обратно в упаковочную коробку, профессионально украшенную невообразимым количеством шелковых ленточек, и передать той девчонке с наилучшими пожеланиями. Ей хотелось крикнуть: «Я не просила об этом! Она будет использовать свой подарок против меня. В ту самую секунду, когда я посмею с ней не согласиться, она тут же заявит: „Как ты можешь быть такой неблагодарной? Я купила тебе великолепный кружевной полог. Мне пришлось звонить в редакцию журнала, которая находится за тридевять земель, целую вечность торчать у телефона, чтобы узнать, какая фирма производит такие замечательные вещи, а потом отправить письмо в Бельгию. Ты можешь представить, во сколько мне обошлась эта покупка? Я бы многое отдала, чтобы в маленькой тусклой комнатенке, где прошло мое детство, оказалось нечто столь же великолепное. И после всего этого ты не хочешь выполнить мою небольшую просьбу?“»

В душе Энни что-то шевельнулось, затеплилось, будто забрезжил слабый свет. Лишь отблеск света, но он мерцал, как зажженная в темной кладовой спичка. Она вдруг смогла отчетливо увидеть истину, и холодок пробежал по ее телу.

О, Боже… О, Боже. Я лежу здесь, на кровати, точно так же, как внизу, в шезлонге, лежит моя мать. И точно так же, как и она, я раздуваю свои обиды. Я презираю ее за это, но становлюсь похожей на нее.

Энни в тот же миг села, сердце ее учащенно забилось.

Я не могу оставаться здесь. Не могу продолжать все это. В противном случае я приду к такой же всепоглощающей ненависти, с какой она относится к своей матери.

Соскочив с кровати, она ринулась в свою гардеробную. С легкостью отодвинула зеркальную дверцу раздвижного шкафа и стащила с верхней полки свой чемодан. Она стала открывать ящики комода, вынимать только самое необходимое и все наспех упаковывать. Этих вещей хватит на то время, пока она основательно не устроится со Сьюзен. Энни взяла с прикроватной тумбочки свою Библию и положила ее поверх одежды. Опустив крышку чемодана, она заперла его на ключ.

Следует ли поговорить с матерью? Нет, лучше не рисковать. Она отдавала себе отчет, во что могут вылиться препирательства с матерью. Энни села за свой письменный стол, выдвинула боковой ящичек, достала оттуда весьма симпатичный набор письменных принадлежностей и довольно долго просидела в задумчивости. Неважно, что она напишет, все равно ничто не изменит мнение матери. Потерла глаза, потом нос, плотно сжала губы.

Боже… Боже… — Она не знала даже, о чем ей молиться. Не знала, правильно она поступает или ошибается. — Почитание. Что все-таки оно предполагает?

«Мама, — написала она, — я благодарна тебе за все, что ты для меня сделала. — Вновь долго и неподвижно сидела, обдумывая, что же еще написать, чтобы смягчить удар. Ничего не приходило в голову. Ничего ведь и не поможет. Все, что возникло в ее воображении, это неуемная ярость. — Я люблю тебя, — наконец, заключила она и просто подписалась. — Энни».

Она положила записку на кровать, на самую ее середину.

Нора услышала, как скрипнула тихонько лестница, и поняла, что Энни спускается вниз.

Неплохо. У нее было время все хорошенько обдумать.

Нора приняла расслабленную позу на своем ложе, поправила уже ставший теплым компресс и стала ждать, когда с извинениями появится ее дочь.