Лето - Алла Горбунова Страница 7

Я часто попадала в сон через созерцание картинок перед глазами. В темноте мелькали разные образы, прекрасные женские лица, полусветом чуть выступающие из тьмы, похожие на урезанные луны. Самым долгим было видение множества птиц в каком-то прекрасном зелёном месте. Птицы самых разных видов заполняли в этом месте всю землю. Как-то раз после хорошей укурки мы с другом занимались сексом, и каждое его прикосновение к моему телу вызывало перед моими глазами каскады образов, видений. Он меня ласкал, а я лежала с закрытыми глазами и рассказывала ему, что вижу. Изменение ритма ласк – и видения меняются, а теперь попробуй вот здесь, о, здесь такое показывают! Это был захватывающий визионерский секс. Каждое прикосновение – новое видение. Хотя мой друг всегда говорил мне, что мне не нужны вещества, у меня и так расширенное сознание. Я тоже так считаю и всегда считала. Но после той укурки, действительно очень интенсивной, видеть «мультики» стало вообще необыкновенно легко. Видимо, имела место какая-то интоксикация, и я после неё долго видела мультики, лишь только закрывала глаза. И даже с открытыми глазами – шла по улице и видела одновременно и окружающий мир, и мультики в своей голове. Я и сейчас так могу, но всё-таки это стало сложнее.

У меня был специальный деревянный молоточек для простукивания разных частей тела. Смысл этого простукивания был в активации памяти, скрытой в теле. Во время простукивания нужно было прислушиваться к себе и пытаться уловить неуловимое, ускользающее – всплывание каких-то мимолётных фрагментов скрытой памяти, находящейся в мышцах, коже, костях, жировых отложениях. Какие-то смутные сгустки ощущений освобождались от этого простукивания, выходили наружу.

Войти туда можно и через дверь. Как-то раз перед сном я стала представлять коридор и три двери, я выбрала левую. Но я не засыпала, и всё это было бесполезно. Я визуализировала коридор с каменным полом и факелами на стенах, тяжёлую деревянную дверь с металлическими скрепами и кольцом, за которое она открывается. Визуализировала себя, сидящую перед дверью, и стала ждать, когда я действительно буду засыпать. Я не держала эти образы в голове всё время, я просто знала, что, когда я стану засыпать, я должна войти в дверь. Я думала о чём-то или ни о чём не думала, я не знаю, но через какое-то время я, как обычно, стала засыпать. И в момент, когда я поняла, что засыпаю (я узнала его по приятной расслабленности, изменению хода мыслей, по всем признакам предсонного состояния), я открыла дверь и вошла. Не могу сказать, чтобы в тот момент я визуально воспринимала детали двери. Для меня это просто была дверь, в которую я вошла. И я в неё действительно вошла. Это была не визуализация и не сон. Момент входа был сильным толчком. Он сопровождался резким изменением в моём состоянии. Это было какое-то содрогание, перепад, переход. После прохода в дверь я стала слышать один звук. Возможно, этот звук и вызвал у меня это состояние. Это были короткие повторяющиеся звуки, как бы одна и та же странная нота, словно издаваемая каким-то непонятным музыкальным инструментом и чем-то мне напомнившая уханье совы или какой-то неведомой ночной птицы. Эта странная повторяющаяся музыка очень сильно на меня воздействовала, она меня просто захватывала и вызвала какое-то особенное «магическое» состояние. И с каждым повтором этой ноты моё «магическое» состояние становилось всё сильней и сильней, я всё глубже и глубже в него впадала. Я провалилась в сны, но и во снах я слышала этот звук. Потом я проснулась, лежала в кровати, и этот звук продолжался. Я встала и сходила в туалет, подошла к окну, отдёрнула шторы. На улице был сильный ветер, но ничего, что могло бы издавать этот звук, я не заметила. После всех этих действий моё восприятие, видимо, вернулось к обыкновенному. Звуки пропали.

Некоторые из сюжетов снов я записывала как художественные произведения – не то притчи, не то стихотворения в прозе.

Майя

загадка одного из древних владык майя выбита в камне на статуе чудовищного божества в руинах древнего города: мы – брат и сестра, смотрящие сны в солнечном городе майя, мы сходили вниз, ниже норы опоссума, мы сходили к подземным богам, но боги забрали мою сестру в страну, где рождаются сны, она была моей первой любимой женой, я правил этим городом тысячи лет назад, – написано на каменной статуе в городе майя, – но если чудовищный бог с именем, которое не изречь, пожрёт чьи сны и слова, то есть чью душу, тот ходит, ест и спит, но остаётся мёртв. я пошёл в темноту искать сестру, видел поле, засеянное черепами, и в каждом была змея и шипела мне «отступись», видел лес из человечьих костей, и за каждым костяным деревом скрывалось по ягуару, и шипели мне «отступись», но я пошёл и пришёл в пещеры, где мерцающие камни разливают тусклую голубизну, и нетопыри и скорпионы пещеры говорили мне «отступись», и я пришёл к богам: боги, отдайте мою сестру. и сказали боги, что надо мне подождать: чудовищный бог с именем, которое не изречь, должен пожрать сны её и слова, после она может идти со мной. но я нашёл её, засунул руку в неё по локоть, достал сияющий угль и проглотил его – это были сны её и слова. я проснулся во дворце своём, и сестра моя была со мной, мы, брат и сестра, смотрящие сны в солнечном городе майя, но правда ли – что я и есть чудовищный бог с именем, которое не изречь, пожирающий сны и слова, которому обещана была сестра моя и досталась?

Близнецы

отец и его сыновья жили на катере среди воды. приблизились к ним воины царя деревянного острова среди воды. и один из сыновей старика пошёл с ними воевать: день и ночь воевал он у деревянного острова с царём деревянного острова и забыл отца своего и братьев, год за годом сражался он в воде по колено, по пояс, по грудь, когда воины царя деревянного острова его оттесняли дальше в воду. деревянный меч его сгнил, но сгнил и меч царя деревянного острова, устали воины царя или погибли, а царь деревянного острова и сын старика дрались друг с другом врукопашную на мелководье в мокрых рубахах, и не осталось сил ни у того, ни у другого, роняли они друг друга в воду, пьянели от крови друг друга, пачкались в песке, а на все края горизонта была вода, и едва заметен вдали был катер старика, дрались они год за годом, проголодавшись, заглатывали мелкую живую рыбёшку. и царь деревянного острова отрубил сыну старика мизинец и съел его, а сын старика выдавил у царя деревянного острова глаз и выпил его. когда сын старика ушёл воевать, он был ещё ребёнком, – так он и вырос, не видя ничего, кроме царя деревянного острова, воды, альбиносов и бакланов. но вот царь деревянного острова ударил его по голове старым веслом, и сын старика потерял сознание, а когда очнулся, увидел братьев своих, приплывших за ним на лодке. и они отвезли его на катер к старику, но сын старика ушёл от них, и они не могли его удержать. отец и братья его уничтожили лодку, чтоб он не мог уплыть, но он пошёл ногами по дну и вернулся к царю деревянного острова, потому что полюбил его, и царь деревянного острова полюбил его, и они легли, вложив руку в руку и уста в уста, и вода качала деревянный остров, как сумку в животе кенгуру, как отданную во владение дерущимся близнецам материнскую матку, где жили они и умерли в один день. и они были ещё слишком мало похожи на детей, какие-то сгустки. потом вода выкинула их на берег.