Черные яйца - Виктор Беньковский Страница 68

— Здесь у нас Зал оплодотворения.

О. Хаксли

— Ты, тряпка, вымоченная в портвейне, заткнись!

Голос Отрадного, тысячекратно усиленный и размноженный реверберацией упал на темный зал дворца культуры, как падает платок, брошенный усталым хозяином на клетку с разверещавшимся попугаем. Голос Отрадного мгновенно заставил замолчать нескольких разбушевавшихся на балконе молодых людей. Голос Отрадного, высокий, пронзительный, известный всей стране голос разнесся по закулисью, залетел в служебный буфет и отдался эхом в гардеробе.

— Чего это он? — спросил Леков, ставя на стол бутылку пива. В буфете было почти пусто — за соседним столиком сидели две девчонки лет девятнадцати, в углу стояли трое молодых людей комсомольско-кегебешного вида, покуривали, посматривали по сторонам.

— Да, как обычно, — лениво ответил Огурец. — Порядок наводит. Высокое искусство нужно с почтением воспринимать. Благоговеть надо перед божественными песнями.

— А-а, — Леков понимающе кивнул. — Тогда ясно.

— Со свиным… в калашный ряд… — донеслось со сцены.

— Во дает, — Леков уважительно прикрыл глаза. — Сила! А петь он будет сегодня?

— Подожди. Он же мастер. Сначала поговорит, объяснит, насколько он крут, а потом, конечно, споет. Его еще и не остановишь, он петь любит.

— И как?

— А ты, что, не слышал?

— Не-а.

Леков взял со стола бутылку и налил себе пива.

— Да брось ты дурака валять, — заметил Кудрявцев. — Ты хочешь сказать, что Отрадного никогда не слышал?

— Не-а, — снова сказал Леков, глотнув пива.

Кудрявцев пожал плечами.

— Пойдем тогда, послушаем.

— Пойдем.

За кулисами толпилось множество обычного сэйшенового люду — девочки, прилепившиеся глазами к черной фигуре, замершей на сцене у микрофонной стойки, мальчики с фотоаппаратами, несколько обязательных костюмно-комсомольских юношей, тетеньки-администраторы зала, боязливо посматривающие по сторонам, рабочие сцены, равнодушно-презрительно посматривающие на всю остальную публику.

— Ну он начнет когда-нибудь? — раздраженно спросил Леков. Девочка, стоящая прямо перед ним быстро обернулась. «Что за лох пробрался за кулисы», — говорили ее расширившиеся в гневном презрении серые глаза. — «Что за урел посмел покуситься на святое?».

— Чего? — спросил Леков девчушку. Та, брезгливо зашипев, вернулась в исходное положение и снова принялась пожирать глазами черную фигуру на сцене.

Фигура, меж тем, покачивая рано обозначившимся животиком, продолжала источать ругательства, направленные в зал. Зал благоговейно молчал, внимая откровениям мэтра.

— Слушай, — громко обратился Леков к Кудрявцеву. Заговорил он настолько внятно и громко, что черная фигура на сцене заметно дернулась, но головы в сторону кулис не повернула. Профессиональные навыки артиста сказывались. Зато нервная девчушка снова изменила позицию, повернувшись к сцене задом, к Лекову передом.

— Слушай, — не обращая внимания на испепеляющий взгляд девушки продолжил Леков. — Это он, что ли, рок-оперу написал?

— Ну да, — кивнул Роман Кудрявцев. — Я не пойму, Васька, ты издеваешься, или серьезно говоришь?

— Абсолютно серьезно, — ответил Леков.

— Да брось ты… Помнишь песню — «Молодость наша уходит»?

— Нет. Я эту музыку не слушаю вообще-то.

— Ладно, — Кудрявцев махнул рукой. — Смотри, он начинает.

Девушка, стоящая между Лековым и сценой зашипела, глаза ее сверкнули и потухли, лицо превратилось в каменную маску. Она еще раз яростно зыркнула на Лекова и снова повернулась к любимому, судя по всему, артисту.

Артист выверенным, отрепетированным жестом взялся левой рукой за гриф гитары, болтающейся на уровне живота, занес над струнами правую и выдержал небольшую паузу. Зал, прежде находившийся в религиозном оцепенении по мановению руки артиста, просто умер.

— Курить есть? — громко спросил Леков у Огурцова и артист, приготовившийся уже обрушить на зал всю мощь своего таланта снова нервно дернулся. Девчушка на этот раз не повернулась на ненавистный голос, а просто сгорбилась и втянула голову в плечи.

— Тс-с-с, — просвистел Кудрявцев. Леков пожал плечами и уставился на сцену.

Артист, так и не опустив руку на струны вдруг затянул акопелло:

— Аааа-а-а-а…

Выше и выше взлетал его голос и, по мере того, как он переходил из октавы в октаву лицо Лекова морщилось, приняв в конце концов совсем уже нечеловеческое выражение.

— Ну я пошел, — сказал он громко, когда артист на сцене перестал голосить и взял первый аккорд на гитаре.

— Подожди, сейчас он…

— Я уже все понял, — прервал Леков Кудрявцева. — Вы остаетесь?

— Да. Я хочу послушать, — сказал Роман. Огурцов же, потоптавшись на месте, посмотрев на Кудрявцева чудесным образом снизу вверх, хотя были они с Романом одного роста, кивнул и поддакнул:

— Да. Я тоже послушаю…

— О кей. Я в буфете. Денег только дайте.

* * *

Артист вошел в буфет, сопровождаемый роем поклонников — все они были на голову ниже статного певца, одетого в черное и поблескивающего золотой оправой очков. Леков, пивший уже седьмую бутылку пива заметил в толпе поклонников девчушку, давеча торчащую на сцене. За спиной артиста маячила длинная фигура Кудрявцева, который что-то говорил герою дня, хлопал его по плечу, герой слушал, кивал головой и улыбался.

Кудрявцев указал рукой на столик, за которым сидел Леков и артист, снова кивнул, лениво повел рукой, отметая от себя рой поклонников и поклонниц и вальяжно двинулся в указанном направлении.