Абраша - Александр Яблонский Страница 67

Дорогая ты моя Катерина, привет!

Наконец собралась. Ты будешь смеяться, но, действительно, нет времени. Утром – бегом к морю. Здесь не надо занимать места на пляже, как в Алуште, просто не хочется терять время на солнце и на море. На пляже мы сидим, жаримся, купаемся до одурения, пока животы не подведет, потом обедаем в приличной столовке – здесь всё приличное, а потом надо поспать или поваляться дома. Затем – опять на пляж, вечером долго не сидим, но искупаться надо. Ну, а под финал дня либо на танцы, либо дома сидим и ужинаем. Пару раз ходили в ресторан, но там дорого. А дома – красота, никуда не хочется. Мы покупаем фрукты, овощи и вино на базаре, кукурузу варим, с собой мы взяли консервы, в магазине – вкусный хлеб, бывает козий сыр. Что еще надо?! Жаль, что Кока не любит выпить, а то я спилась бы, наверное, так это вкусно – домашнее вино с сыром, помидорами, кукурузой, фруктами. Пишу тебе не потому, что исправилась и моя совесть заговорила, – ее, думаю, у меня нет, а потому, что весь день идет дождь. Кока читает свои умные книги – впервые за весь отпуск раскрыл. Зачем было тащить? Читает и думает (скорее – дремлет), а я пишу. Ты уж прости меня, грешную. Я загорела и обгорела. Нос лезет. Но это – не важно! Важно, что я счастлива!!! Господи, как я счастлива!

Как там в городе? Наверное, моросит, как всегда. Как Кузя? Он такой сладкий, не обижай его. Ничего, что он робкий и молчаливый. Зато честный и преданный. Он мне сказал на Петрушке: «Я так вам завидую!!!» – Имей это в виду! Если надо будет, мы дадим вам наши кольца, чтобы вам деньги зря не тратить. Мы их всё равно не носим. Не в них счастье.

Прости, что я раскудахталась, как наседка. Просто давно с тобой не виделась и не болтала – целых десять дней. Всё, что со мной происходит, на бумаге не изложить, но я постараюсь.

По порядку, коль скоро льет, как из ведра. Я думала, что такие дожди – на Кавказе, но и в Крыму бывает. Я рада, что ты не обиделась. Думаю, что и Кузя не в обиде. Все остальные, особенно предки, наверное, в шоке. Накупили подарков, и на тебе – молодые смылись! Но, Катеринушка моя, родная, нам с Кокой Мендельсона и теплого шампанского хватило и на Петра Лаврова. Выполнив гражданский долг, мы нырнули в купейный вагон и с радостью представляли, что не сидим в каком-нибудь «Метрополе» или «Садко» и не жуем пожарские котлеты под крики «горько». Мы нацеловались еще до Петрушки!!! Нам круто повезло! С нами в купе ехала одна потрясающая пара – старички, лет под пятьдесят. Он – профессор ЛИИЖТа, а она – доцент из ЛИСИ. Во-первых, у них была масса деликатесов, которыми они нас угощали. Во-вторых, и это – главное – они нам подсказали, куда ехать в Крыму. Название сначала насторожило – «Рабочий Уголок». Это – под Алуштой. Но сейчас мы понимаем, что это – рай. Наверное, в Алупке, Мисхоре или Симеизе красивее. Но там и дороже и, наверняка, многолюднее. Здесь же спокойствие, тишина, чистейшее море и относительно зелено, по сравнению с Алуштой. И публика очень приличная. В этом Рабочем Уголке я лишь один раз видела рабочих, которые ремонтировали дорогу. В основном – интеллигенция средних лет из Ленинграда и Москвы. Есть и студенты – аспиранты, но мы, как правило, тесно ни с кем не общаемся. Нам хватает – вернее, не хватает – друг друга!!! Как это здорово!!! Пару раз ходили в Алушту – можно и доехать на автобусе, но пешком лучше. Минут тридцать средним темпом. Можно идти по асфальту вдоль моря, но лучше – по тропинке метров десять над морем, среди деревьев, кустов и цветов. Благоухание и вид потрясающие.

Здесь одна проблема – ограниченность жилья, сдаваемая приезжим. Однако, если вы с Кузей надумаете, я дам адрес и рекомендацию, как нам дали наши милые попутчики. Мы снимаем комнату у одной пожилой женщины-армянки, которая обычно комнату не сдает. Она – вдова какого-то летчика-испытателя, погибшего пару лет назад, поэтому у нее приличная пенсия за мужа, и она не нуждается. Но нам она сдала, потому что наши старички-профессора ее попросили, а она их знает и уважает. И с нами она подружилась, часто угощает своими очень вкусными блюдами: один раз это была толма – Кока обожает все эти восточные прелести, один раз – целую бадью супа бозбаш эчмиадзинский – никогда раньше не пробовала эту роскошь, а еще – пару раз бастурму – всё собственного изготовления. Про толму должна сказать тебе отдельно. Это – нечто!!! Толма бывает разная. Наша Каринэ любит готовить «Толму аштаракскую». Специально для тебя записала рецепт (боюсь, у меня терпенья не хватит). Итак: нужно иметь яблоки и айву (где в Питере достать айву, понятия не имею), предварительно, конечно, подготовив грамм 100–150 баранины в виде фарша, дальше надо сварить бульон из костей баранины, оставшихся после отделения мяса. Яблоки и айву надо промыть и срезать кружочками верхнюю часть, а также вырезать сердцевину. Подготовив таким образом айву, надо ее поварить в бульоне, но не до конца. В подготовленные яблоки засыпать немного сахарного песка и нафаршировать яблоки и айву мясным фаршем. Затем прикрыть их срезанными верхушками, а потом уложить в кастрюлю сначала айву, а на нее яблоки. Дальше – засыпать по вкусу черносливом и курагой (курага тоже проблема в голодном Ленинграде), влить бульона – не переборщи – и прикрыть опрокинутой тарелкой. Затем закрыть кастрюлю крышкой и на малом огне доведи до готовности. Посыпь петрушкой и кинзой – пальчики оближешь. Да, забыла про черный перец – чуть-чуть, репчатый лук – по вкусу, укроп и прочие дары кавказской кухни. (Она еще называла зелень чабреца, эстрагона, майорана, но я не знаю, что это такое. Думаю, эти травы можно купить на Мальцевском или, тем более, на Кузнечном рынке). Эти все специи вместе с полуотваренным рисом смешать с бараньим фаршем. Я, к сожалению, не создана для кухни. Меня хватает на яичницу и макароны с тушенкой. Но – при всех этих гастрономических чудесах нашей милой Каринэ, ее отношение к нам – прямо материнское – перевешивает.

Ну, мы тоже сделали ей подарочки – специально взяли с собой пару коробок ленинградских шоколадных конфет и несколько сухих шоколадно-вафельных тортиков, которые ей очень понравились.

С Кокой, как ты понимаешь, у нас всё в порядке. Скажу честно, я мало его знала. После той встречи в Спасо-Преображенском соборе (всё время вспоминаю тебя: если бы ты не «уронила» свою перчатку, то… – страшно представить, что было бы со мной без Коки…), с того знакомства мы же не встречались пару лет. Я поступала, не до того было, потом в университете закрутилась – не только и не столько из-за учебы, как ты понимаешь. Новая жизнь! Случайно на остановке автобуса на набережной Невы я увидела его опять – помнишь, я, как сумасшедшая примчалась к тебе с этой невероятной новостью. Оказалось, что он тоже учится в этом же университете, но на два курса старше, и не на моем истфаке, а на филфаке. Ну, а дальше ты знаешь. Никто оглянуться не успел, как мы – в ЗАГСе – по-нынешнему во Дворце. ЛеоНик всё повторял: «Я даже иконку не успел снять!» – это у него – партийца – шутка такая. Вообще-то он мужик стоящий, хоть и партийный, но порядочный. Я вижу, как он в форточку курит, когда слушает всякие гадости о Сах. или Сол.

Так вот Коку я только сейчас начинаю понимать и узнавать. Потихоньку. Сначала нам вообще не до разговоров было. Господи, как с ним хорошо. Я читала, конечно, о «любовных восторгах». Но чтобы так!!!!!!! Когда приеду, расскажу. Иногда даже коленки трясутся. Ну, а после этого начинаем говорить. Это тоже ужасно интересно. Он филолог; как он говорит, это у него – наследственное. Он очень гордится своей фамилией (теперь это и моя фамилия), но я впервые ее слышу. В отличие от своего известного предка (знаменитого филолога – я о нем ничего не знаю), он занимается не славянскими языками, а германской группой. Сейчас что-то пишет (статью для аспирантуры) про «Нибелунгов». Помимо этого он увлекается классической музыкой, хотя никогда ею не занимался (в отличие от меня – я занималась лет десять, но не знаю и не очень-то ее люблю). Плюс он свободно читает по-английски. Представляешь – по-немецки, по-английски и немного по-французски. Обалдеть можно. Я еле-еле по-английски волоку, да и то со словарем. Правда, сейчас вплотную занялась польским. Это – для моей науки, для всех моих Владиславов, Мнишек, Стравинских, Гонсевских, Жолкевских… Какой он умный!!! Я – не про Жолкевского, я – про Коку! И еще – по секрету. По большому секрету. Никому, пожалуйста, не говори, если не хочешь и его погубить, и меня. Тогда он в церкви не случайно оказался, не то, что мы – две дуры. Он действительно верит в бога. (Наверное, слово «Бог» пишется с большой буквы? – мне у него неудобно спрашивать). Он даже молится дома, тихонечко, чтобы никто не слышал. Я даже запомнила то, с чего он начинает каждое утро: «Во имя Отца, и Сына, и Святого духа. Аминь». И заканчивает: «Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу…» – дальше не помню. А перед сном (если я его не «отвлекаю»): «В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже мой, предаю дух мой: Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь». И он не только произносит эти и многие другие слова. Но, видимо, и живет, как нужно жить верующему. Я пыталась втянуть его в разговор, действительно ли он верит в существование Бога, и он охотно идет на него, но я ничего не понимаю, он говорит про вещи, ему абсолютно ясные, а для меня это – какая-то заумь. Правда, потихонечку я начинаю понимать его систему мышления… Впрочем, я счастлива, что он – такой. Мне все в нем нравится – от запаха его кожи, до доказательств существования Всевышнего. Хотя… Хотя, я всегда думала, что верующие люди – мягкие и всепрощающие – вспоминала Льва Толстого с его «непротивлением злу насилием» и то немногое, что вынесла на эту тему из университетских курсов по истории, а также по научному атеизму, научному коммунизму, диамату, истмату и прочей белиберды. И Кока, в общем-то, такой. Но тут произошло одно ЧП, и я его не узнала и испугалась. Таким я его никогда не видела и не представляла. Страшно вспомнить. Короче, наши шапочные знакомые из московской «Баумановки» уговорили пойти на танцы в Алушту. Танцы были дрянные провинциальные, музыку ставили допотопную. Но ничего. Попрыгали, попотели. На обратном пути к нам пристали двое местных парней – мы возвращались с Кокой одни, так как эти брызжущие оптимизмом и не стихающим весельем москвичи быстро надоедают. Этим жлобам не понравились брюки Коки. Вернее, не брюки, а спортивные синие шаровары, сужающиеся к низу. Они стали отпускать реплики, что Кока – «стиляга», что они – «комсомольский патруль», что не позволят столичным бездельникам устанавливать здесь свои «стиляжные порядки» – дремучие жлобы. Кока сначала отшучивался, я даже подумала, не трусит ли он. Парни были здоровые. Но потом один, что-то сказал про меня. Какую-то гнусь. Что-то вроде «подстилка». Кока опять вяло отшучивался. И вдруг прыгнул на этого – самого здорового. Боже, что началось!!! Ты себе не представляешь!!! Как он его бил!!! Это был не Кока, а какой-то бешеный зверь. Он ничего не соображал от ярости. Я кричала, другой парень тоже кричал и пытался оттащить Коку. Они явно не ожидали такой его реакции. Кока вырубил высокого – самого здорового и бросился на второго – низкорослого. Тот с криком побежал. Я накинулась Коке на плечи, и он вдруг моментально успокоился. Тот, который лежал на земле бормотал, сплевывая кровь, что найдет и поквитается, но Кока уже не реагировал на него, и мы ушли – спокойно и не торопясь. Парней я этих не боюсь – мы живем не в Алуште, а в Рабочем Уголке, и на эти танцы больше ни за что не попремся. Но вот, вспоминая разъяренного Коку, я холодею, мне делается страшно. Это был какой-то зверь, ничего не слышащий и ничего не видящий, бьющий остервенело, безжалостно…