Болотное гнездо - Валерий Хайрюзов Страница 66

Через секунду весь зал, пританцовывая, подпевал ему «бабу Любу». Так, без всякого перехода, началась дискотека. Когда Севка спустился со сцены, к нему неожиданно подошла Гладковская.

– Пойдем, потанцуем, – предложила она.

– Потанцуем, – согласился Севка.

– А ты бы не мог научить меня играть на гитаре?

– Так есть же курсы гитаристов. Я-то че? Брякаю сам себе.

– А мне понравилось, как ты играешь. И мелодия понравилась. Ты сам ее разучил?

– He-а. Тарабыкин научил. О Левке я на ходу придумал. Пусть не цепляется.

– Я так и поняла. Круто, – сказала Гладковская и тут же перевела разговор на другое. – Скажи, а тебе нравится Поль Мориа, Джо Дассен?

Севка пожал плечами, он впервые слышал эти имена.

– Поль Мориа – композитор, а Джо Дассен – певец, – пришла ему на помощь Гладковская. – Но больше всего я люблю Нино Рота. Ну, это тот композитор, мелодию которого ты играл. Впервые она прозвучала в кинофильме «Крестный отец».

Нет, Севка этого не знал. И фильм не видел.

– Что, ты и книгу не читал? – удивилась Гладковская. – Крутая книга – про сицилийскую мафию. Я могу тебе дать почитать. Ты приходи завтра к нам. Мы на новой мясокомбинатовской площадке играть будем.

Ему было интересно разговаривать с Гладковской. Она совсем не задавалась и разговаривала с ним серьезно и заинтересованно. Но тут неожиданно в светский разговор влезла Кобелева.

– А мне нравится группа «Модерн токинг», – сказала она. – Классно поют.

– Особенно «Катафалк», – в тон ей поддакнул Севка.

Но Катю было трудно провести, своих кумиров она была готова защищать, как самою себя.

– Да, а что? – вскинув свои пушистые ресницы, с вызовом сказала она. – Уж лучше, чем твои танкисты или баба Люба.

– Конечно, куда им до Юры Шатунова и Левы Трухина. Посмотришь, так от их пения девочки готовы описаться.

– Вообще-то хамить, Герасимов, большого ума не надо, – оборвала его Кобелева. – Я ведь не кричу на перекрестках, что ты со своим пением и поведением порою напоминаешь подвыпившего волка из мультика, который из-под стола говорит: «Сейчас запою».

– Спасибо, что напомнила, – сказал Севка. – Ты мне тоже кое-кого напоминаешь.

– Ребята, по-моему, к музыке наш разговор не имеет никакого отношения, – примирительно сказала Маша.

– И я об этом. Не пойму только одного, почему некоторым это приятно слушать, – жестко ответила Кобелева и, резанув Гладковскую глазами, отошла в сторону. К ней подошел Левка, и они стали танцевать.

– Вот так всегда. Мне – можно, им – нельзя, сразу же обижаются. Вернее, мне ничего нельзя, – как бы оправдываясь перед Машей, развел руками Севка. Ему и самому стало неприятно, что он позволил при Маше вылететь нехорошему слову.

– Сева, разве можно так с девочками разговаривать? – покачала головой Гладковская. – Они и так от тебя шарахаются.

– Да она не девочка, она – староста. По-моему, она и во сне всем замечания делает. Всех на свой манер строит. Ну, может быть, Левка – исключение. Я не хотел, она сама напросилась.

– Все, закончили, давай будем танцевать.

Она положила Севке на плечи руки, и, запинаясь о свои и ее ноги, он двинул Машу в гущу танцующих. После соревнований Маша успела переодеться. На каблуках, со своей огромной прической, она казалась выше и крупнее его. Наверное, рядом с нею он действительно выглядел как дворняга. Но успех на спортивной площадке давал ему право не думать о своем росте, о том, смотрят ли на них или, наоборот, оставили в покое. Герасимов считал, раз Маша сама подошла к нему, этот танец он заслужил. Краем глаза Севка все же заметил: Катя с Левкой с еле заметной усмешкой глянули в их сторону, но, натолкнувшись на его взгляд, сделали вид, что очень довольны собой.

С этого вечера для Севки началась совсем другая жизнь. Если бы его попросили объяснить, что произошло, то он ответил бы одно: в его жизнь вошла Маша. Гладковская жила на другом конце предместья, и ходить туда было далековато, что-то около четырех километров. Севка стал ездить к ней на велосипеде. Велосипед, как и ботинки, достался ему от школьного сторожа. Как-то, помогая Кузе освободить от разного хлама склад, Севка натолкнулся на разбитую, с погнутым задним колесом, велосипедную раму, которая, непонятно каким образом, оказалась у него в кладовке.

– А с этой что делать? – поинтересовался он.

– Отнеси ее на свалку, – посоветовал Кузя. – А если хочешь, можно отремонтировать. Правда, возни много, лучше новый купить.

Но Севка, осмотрев находку, прикинул, что восстановить его все же было можно. Главное, рама была целой. Он вспомнил, что у них на крыше валяется согнутое яйцом, почти без спиц, переднее колесо. На другой день он принес колесо в школу, Кузя выправил обод, вставил спицы. У него же нашлась запасная шина и проколотая камера. Ее он аккуратно заклеил, смастерил и вставил в раму седло. Но Кузя, посмотрев, как Севка делает на нем круги по спортивной площадке, почесал затылок, раздобыл где-то распоротое потертое кожаное седло, зашил его, и Севка неожиданно для себя стал обладателем вполне приличного стального коня. Конечно, ему было далеко до Трухина, тому после окончания десятого класса родители купили мотоцикл, чешскую «Яву». А у Батона еще с восьмого класса был мопед. Впрочем, Левка и Батон завидовали Вазе Лангаеву. В последнее время тот раскатывался по предместью на «жигулях». Говорили, что машина принадлежит не ему и что он ездит по доверенности, но это не меняло дела. Машина – это тебе не велосипед и даже не «Ява».