Третий прыжок кенгуру (сборник) - Вл. Николаев Страница 65

– Будто пробудился я после крепкого сна на дачной веранде, – внезапно начал ровным голосом Подколокольников, как бы размеренно диктуя рассказ и даже не очень заботясь о том, слушаю я его или нет. – Да, проснулся. Будто утреннюю прогулку трусцой совершил, душ принял, нарочно похолоднее струю пустил, чтоб покалывало.

После легкого завтрака в самом отменном расположении духа поднялся в мансарду, мою уютную мансарду, уже прогретую солнцем, благоухающую настоем хвои – для хорошей работы ничего больше и не надо.

Ну, думаю, сегодня поработаю всласть. Пол-листа, а то и больше выдам хорошего текста. Крепкого, крутого, на зависть редакторам, недругам и друзьям.

И тут же осаживаю себя: «Стоп, уймись, помни: загад не бывает богат». Так говаривала бабушка, почти провидица, как и многие умудренные к старости люди.

И точно. На первой же фразе забарахлила пишущая машинка. Моя легкая сверхпортативная немецкой работы под названием «Колибри». Даже «Колибри-люкс».

Лет тридцать назад, когда только начинал работать в молодежке, в один из приездов в Москву, еще до знакомства нашего, купил. Возле Пушкинской площади был магазин по продаже пишущих машин, он и сейчас есть, но уже не то, совсем не то. А тогда машинок этих разных калибров – глаза разбегались.

Я сразу нацелился на аккуратненькую «Колибри». Были они двух сортов, внешне ничем не отличались. Одна стоила сто двадцать рублей, а другая на сорок дороже.

У той, что дешевле стоила, футляр был поприглядистей. Я было на нее и соблазнился. Но стой, думаю, тут что-то скрыто – раз футляр попроще, а стоимость выше, значит, чем-то другим берет.

Пригляделся, и верно: сорок-то рубликов накинули, оказывается, за крупный шрифт. Я уже тогда знал, что с мелким шрифтом рукопись ни в одной редакции не примут. Хотя опыта у меня было, можно сказать, никакого, но «мы все глядим в Наполеоны», уже тогда твердо верил – торить мне дороги по редакциям. Без этого будущего своего уже не представлял.

Тряхнул тощеньким тогда карманом, отстегнул лишнюю сороковку. И не прогадал. Многим, кто этого не сделал, пришлось впоследствии крупным шрифтом обзаводится, по кустарям бегать, припаивать. Да разве заводскую работу с кустарной сравнишь. Хотя, ничего не скажешь, умельцы попадаются изрядные. А я ни хлопот, ни забот все годы не ведал.

С тех пор моя «Колибри-люкс» не то что служила верой и правдой, а, больше скажу, кормила и прославляла. Сколько же я на ней бумаги извел! С тонну будет. Если меньше, то, пожалуй, малость. Сами знаете, «единого слова ради…»

Да что о том толковать, известно же, сколько дельного вышло. А отходы у нас один к десяти. Это еще хорошо, а то и к пятидесяти, и к ста! Воловья работа! Это еще, если память не изменяет, Бальзак сказал. А он знал, что говорил. Словом, досталось моей «Колибри» – и как часы.

Правда, здесь, уже в Москве, когда жизнь моя вполне наладилась, в положенный срок являлся мастер, с которым поддерживаю добрые отношения. Жизнь вынудила обзаводиться «своими» мастерами: «свой» телевизионный, «свой» автомеханик, «свой» слесарь, одновременно и электрик, «свой» плотник, «свой» портной – это уж само собой, «свой» врач и т. д. А что поделаешь? Со «Службой быта» намаешься, нервов истреплешь, качества не спрашивай. А тут интеллигентное обслуживание, даже дружеское отношение, гарантия само собой, и переплачиваешь по-божески.

Горя со своей «Колибри» за весь долгий срок не знал. И нравилась она мне своей миниатюрностью, на письменном столе мало места занимает, и легкая, даже в дороге необременительна. И ход плавный, и удара требует не сильного. У хорошей вещи много достоинств.

Да и привычка не последнее дело. Случалось садиться за чужие машинки у друзей или в редакциях, в издательстве – абзац срочно переформулировать, вставочку небольшую спешно переписать, – мучение да и только. Руки не слушается, ход не тот, в рычажках путаешься. А из-за этого с мысли сбиваешься, чуть не на каждой букве спотыкаешься. Какая уж работа.

И вот на тебе, с первой фразы моя «Колибри» закапризничала. Ткнул в одну клавишу, в другую, буквы западают, текст ни с того ни с сего ползет этакой лесенкой. Ткнешь пальцем, скажем, в клавишу «м», она ударит по ленте и намертво прилипает к валику. То же самое и с другими литерами. Западают и «п», и «р», и «о», и еще несколько. Какие именно, не помню, а те, что назвал, будто наяву вижу. Вот какой сон!..

Естественно, от того, что дело не заладилось, в сущности, из-за ерунды, – нервничаю. Пока литеру отдираешь от валика, возвращаешь на место, забываешь, о чем и писать собирался. А это уж совсем из себя выводит.