О, Мари! - Роберт Енгибарян Страница 64

Когда я уже близко стоял к высшей власти страны и был непосредственным свидетелем всех событий, ознаменовавших последние годы существования СССР, я был просто поражен глубиной системного сбоя и степенью деградации советской элиты. Поражал Горбачев, прихотью судьбы назначенный великим реформатором, оказавшийся на деле безвольным, недостаточно грамотным, обычным советским партийным работником, пытавшимся спасти положение при помощи устаревших идеологических догм, которые никого уже не в состоянии были убедить. Когда в феврале 1988 года толпы обезумевших от религиозного дурмана и националистической идеологии азербайджанцев безумствовали в Сумгаите [17] , устраивая погромы и самосуд над безвинными армянскими женщинами и детьми, Горбачев ограничился абстрактной, беспредметной речью о советском интернационализме и не предпринял ни одного конкретного шага для наказания исламских погромщиков. Это был конец липовой, ложной идеологии, заявлявшей о существовании некой наднациональной общности – советского народа. Это было начало глобального политического и экономического поражения Советского Союза, конкретно – России, отхода от нее всех советских республик, за исключением геополитически обреченной на дружбу с Россией бедной, несчастной, растерзанной Армении.

После Сумгаита начался другой, еще не до конца осознанный политической элитой России, процесс исламизации Юга и Уральского региона, усиления векового непримиримого врага, уже не просто экономического или политического, а цивилизационного, ни по одному параметру не совпадающего интересами с Россией, – Турции, понимающей исключительно язык силы. Естественно, ликующие выпускники юридического факультета Ереванского университета в 1963 году не могли предвидеть всего этого. Мы не могли представить, что наше поколение всего через тридцать пять лет окажется абсолютно в других политических и социальных условиях, в корне изменится наша судьба и окружающая реальность, Россия станет иностранным государством, а Армения – самостоятельной, что Россия под предводительством «талантливого стратега» Ельцина объявит в июне 1991 года свою независимость от Армении, Грузии, Прибалтики, Крыма, Донбасса… Нормальному человеку и в голову не мог прийти такой гротескный поворот истории – исчезновение в одно мгновение всего привычного, казавшегося до этого незыблемым.

В те далекие годы мы с отцом внимательно следили за политическими событиями и международными отношениями. Помню состояние моей души. Я, как и Мари, окончил университет. Ее семья, возможно, собирается эмигрировать. Для меня это будет тяжелым моральным ударом: трудно даже представить, как жить дальше, как найти себя в стране, где все, начиная с внешней и внутренней политики и заканчивая идеологическими концепциями классовой борьбы и существования двух враждебных лагерей – капитализма и социализма, – противоречит твоему мышлению, представлению о мироустройстве и естественном развитии мировых процессов. Я не смогу даже навестить Мари – границы закрыты, да и материальные возможности даже думать об этом не позволяли. В мутном потоке советской пропаганды я искал правду, мою правду, которая даст мне возможность жить не во лжи, а в реальной действительности. Когда я смотрел документальные кадры, запечатлевшие встречу в Вене в 1961 году Никиты Хрущева и Джона Кеннеди, поймал себя на мысли: «Боже мой, как мне стыдно за него, за лидера моей великой страны, за этого неопрятно одетого, неуравновешенного мужика, олицетворяющего нашу уродливую действительность! А Кеннеди? Интеллигентный, улыбающийся, стройный и ухоженный. И как отличается его жена Жаклин от добродушной Нины Петровны с внешностью провинциальной домохозяйки… Нет, внешность редко обманывает. Она отражает внутренний мир, бытовую и интеллектуальную культуру человека».

Правда, Хрущев внес новую струю в общественно-политическую жизнь страны, но не решил ни одну проблему в области межнациональных отношений. А так долго продолжаться не могло. Все мы надеялись, что он сделает хоть один правильный шаг в сторону справедливого решения чудовищных национальных проблем в СССР, но надежды не оправдались. А жаль – ведь он мог бы! Азербайджанское руководство, по-восточному, по-мусульмански льстивое и изворотливое, первым поздравило бы его за мудрость, за последовательный ленинизм, за справедливое решение национального вопроса. Не хватило смелости нашему экспериментатору-«кукурузнику» – ведь все советские руководители, начиная с Ленина, верили в строительство наднационального государства. Вот только в этом неудачно, неразумно построенном колхозе, каким был СССР, объединявший народы и нации, отличавшиеся друг от друга вековой разницей в культуре и ментальности, это было невозможно. Такое объединение не имело будущего, и рано или поздно оно дало бы трещину.

* * *

– Эй, Давид, все валяешься на травке и мечтаешь о своей парижанке? Иди, помоги готовить шашлык, – оторвал меня от раздумий Георгий.

– Да, сейчас.

А кто эти люди, с которыми я пять лет учился на одном курсе? Кроме четырех-пяти ребят, с которыми я поддерживал дружеские отношения, остальные мне абсолютно чужие. Вот сейчас мы разойдемся, и многих из них я больше не увижу, ведь мы такие разные и по возрасту, и по культуре, и по устремлениям. Это сейчас мы вежливо и уважительно относимся друг к другу, а на первом и втором курсах скольких из них пришлось уложить на пол, разбить лицо, чтобы они обращались со мной нормально, по-человечески? Между собой они общались так же некультурно и грубо, но как только получали отпор, быстро приходили в себя, начинали меняться. Что поделать, ведь большинство из них выросло в провинции, многие прошли армию, работали в колхозах и на заводах, в общем, вышли из самых низов. Спасибо Рафе, что всегда стоял рядом со мной. А не то, объединившись, эти ребята могли бы серьезно осложнить мою жизнь. Конечно, я бы их одолел – в крайнем случае, пришлось бы позвать на помощь моих друзей-спортсменов.

Сложно в этой грубой, недоброй среде быть мягким и интеллигентным. Эти качества могут уважать такие же интеллигентные, мягкие люди. А что можно требовать от этих ребят, которые повидали все прелести советской жизни: недоедание, бараки, ветхие дома без воды и удобств, в лучшем случае хрущевки? У половины курса отцы погибли на войне, ребята с трудом дожили до сегодняшнего дня и в итоге ожесточились. Теперь вот радуются – заслужили возможность сытно жить за счет других. Такое положение им кажется абсолютно нормальным. Впрочем, они понимают, что надо быть осторожными, иначе недолго и в тюрьму загреметь, ведь такую сладкую жизнь на честной зарплате не построишь. А как по-другому? Как один из самых успевающих студентов, я получил одно из трех мест в прокуратуре, причем именно в Центральном районе столицы. И какая у меня будет зарплата? Чистыми выйдет сто рублей. С годами ставка чуть-чуть поднимется, но ненамного.

Почему-то лица иностранцев, их культура и быт мне ближе, чем все, что окружает меня. Я же не верю ни одному слову руководителей страны! Рубен, парень с нашего курса, был танкистом и участвовал в подавлении Венгерского восстания. Он рассказал очень многое, раскрыл нам глаза на события, о которых мы тогда и не догадывались. Конечно, у меня были свои представления о том, что происходит в мире. Смутно я понимал, что СССР сегодня представляет собой зло для планеты. Как Россия в свое время была полицейской державой, консервативной силой в Европе, так и СССР продолжает эту линию, выступая против западного образа жизни, западной музыки, техники, культуры, машин – всего того, что вызывает у меня благоговение и восхищение. Тогда зачем приспосабливаться, притворяться, что любишь одно, хотя любишь другое? А ведь мои родители не вечны: старость, болезни… Если Мари выйдет за меня и ее родители уедут, как я обеспечу ей жизнь хотя бы на том уровне, к которому она привыкла, живя с отцом и матерью? Взятки? Опасно и низко. Впрочем, если работать с экономическими преступлениями, то почему бы и нет – ведь экономика страны организована абсолютно по-идиотски, там миллион пробелов, и люди пользуются этим. Попался – ну, значит, плати. Но что же получается: я хищник, а они травоядные? Я гоняюсь за ними, достаю добычу и этим живу? Плохо, некрасиво. Неужели жизнь вынудит меня стать хищником, социальным хищником? Боже упаси от такого развития событий! Не хотел бы я так жить.