Дом дневной, дом ночной - Ольга Токарчук Страница 63

Потом, однажды, произошло нечто странное. Ни с того ни с сего. Как-то раз утром все утратило реальные черты, померкло. Продолжалось это в общей сложности часов десять — двадцать — один полный день и две ночи неглубокого сна. Возможно, упало давление, может, случилась вспышка на солнце, о которой знали только астрономы и люди, облеченные властью.

С той поры оба супруга стали забывать, чем занимались с утра до вечера. Дни сделались похожи один на другой, как близнецы, как Лили и ее сестра-двойник. Течение времени замечалось только по растущему вороху грязного белья в ванной. Работа требовала полной отдачи, обо всем остальном следовало забыть. Он вынужден был теперь ездить в командировки в министерство или в Верхнюю Силезию доставать какие-то станки, технологию по переработке антрацита, на какие-то бесконечные конференции, на политучебу. Она начала изучать фармакологию, чтобы уже до конца наладить то, что испортила война, и уметь дать каждому лекарству новое, польское название.

А потом у нее на яичнике обнаружили опухоль величиной со сливу. Сказали: «Вам придется пройти курс облучения кобальтом, а потом можно и оперироваться. Посмотрим». Она почувствовала себя такой несчастной с этой опухолью, такой обездоленной, что подумала о ребенке. Что все-таки ей хотелось бы иметь ребенка. Складывая мужу костюм перед очередной командировкой, гладя рубашки, Она закусывала губу. Муж ничего не замечал. Она сама тащилась во Вроцлав, затем усталая возвращалась. В доме вечно стоял холод, словно в комнатах не переставая шел снег, хотя поговаривали, что после смерти Сталина наступила оттепель.

Однажды Она сидела на открытой веранде и курила, греясь на солнце. Вот тогда-то Она и увидела этого парня, идущего по улице. Он как будто явился из иного мира — длинные волосы до плеч, кожанка выше колен и военный вещмешок. Должно быть, он почувствовал на себе ее взгляд, потому что остановился возле каменной ограды. Они секунду смотрели друг на друга, и парень зашагал дальше. Она затянулась сигаретой. Через несколько минут парень снова был у ограды и направился к калитке.

— Я могу вскопать вам огород, — сказал он.

Она настороженно встала.

— Что?

— Я могу вскопать вам огород, — повторил он и улыбнулся. Он был похож на девушку. Ему можно было дать лет восемнадцать.

Она согласилась. Показала, где стоит лопата, и наблюдала, как он снимает куртку и засучивает рукава свитера. Парень копал основательно; переворачивал пласты земли, и красноватая земля жирно лоснилась на солнце.

Женщина вернулась в кухню и приготовила себе чай. Перевернула несколько страниц календаря. Подошла к окну — парень сидел на ограде и курил. Он заметил ее в окне и помахал. Она отступила в сумрак кухни.

Когда он закончил, Она пригласила его поесть супа. Прислонившись к буфету, наблюдала за тем, как он ест. Лицо у него было гладкое, должно быть, еще не знавшее бритвы.

— Вроде бы открыли границу с Чехословакией, — сказал он. — Я иду в Австрию, а потом в Рим.

Она оторопело заморгала ресницами.

— Ты откуда будешь?

Молодой человек засмеялся и подтолкнул пальцем тарелку.

— Можно добавки? Никогда не ел такой вкусный суп.

Она поймала себя на том, что покраснела. Налила ему супа и села за стол.

— Ну так?

— Война запутала мою биографию, — отозвался он. — У меня нет родителей. Я убежал из детского дома и хочу добраться до свободного мира. Я слышал, что открыли границу. Вот и все.

— Как тебя звать?

Женщина заметила, что парень на секунду задумался, поэтому была уверена, что соврет.

— Агни [37].

— Странное имя.

— Я и сам странный.

— Сколько я тебе должна?

— Вы можете расплатиться ночлегом.

Она взглянула на свои накрашенные ногти и согласилась. Отперла ему комнату внизу, ту же, в которой месяц жили близнецы.

— Спокойной ночи, — сказала.

Она всегда тепло одевалась, когда приходилось спать одной. На фланелевую ночную рубашку надевала тонкую кофточку, а на ноги — шерстяные носки и все равно маялась в холодной постели с час, чтобы согреться. К животу, в котором поселилась опухоль, прижимала грелку. Теперь Она думала, заснул ли уже тот парень. Ей хотелось спуститься потихоньку вниз и засунуть руку в карман его кожаной куртки. Что бы Она там нашла? Может, пистолет, а может, скрученные в трубочку доллары, может, плюшевого медвежонка, а может, семена цветов, может, молитвенник, а может, всего лишь голую гладкую кожу… Мысли начали расползаться в разные стороны, мутнели, исчезали. И тут Она услышала какой-то шорох и привстала на кровати. В расплывчатом пятне открытой двери увидела силуэт.

— Это я, Агни, — послышалось.

— Чего тебе надо? Иди отсюда.

Фигура выплыла из дверного проема и остановилась возле кровати. Женщина в панике зажгла ночник. Парень был в кожаной куртке и с вещмешком на плече.

— Я пришел попрощаться. Границу лучше перейти ночью.

— Тебя пристрелят.

Он сел рядом с ней и тыльной стороной ладони провел по ее шее.

— Где твой муж?

— В Варшаве.

— Когда вернется?

— В понедельник.

В ботинках, в одежде и с вещмешком он забрался к ней под одеяло. Она повторяла:

— Нет, нет, я не могу, не могу.

Когда он овладел ею, Она себя убеждала: «Это сон, мне все это мерещится».

Утром Она увидела его из окна спальни. Он копал огород. Ей стало не по себе. Она закурила и налила воды в ванну. Лежала в воде и собиралась с мыслями. Потом Она застала его в кухне, когда он варил себе кофе.

— Я иду на работу, а ты проваливай отсюда.

Он поцеловал ее в шею.

— Тебе этого совсем не хочется. Ты хочешь, чтобы я здесь остался до понедельника.

— Да, — сказала Она и прижалась к нему.

И он остался. Когда Она вернулась с работы, они доели суп и пошли в комнату близнецов. Весь вечер занимались любовью. Потом выпили бутылку вина и заснули. Утром женщина спросила парня:

— Кто ты, черт тебя подери? Откуда ты взялся? Чего тебе надо?

Но он не ответил. Ушел лишь в воскресенье вечером, а Она не спала до утра, так скучала. Ей казалось, что Она знает его много лет, с детства или, если такое возможно, еще до того, как родилась. Если бы он не пообещал, что вернется, Она бы умерла. Легла бы в комнате близнецов и умерла.

В понедельник все уже было по-прежнему. Ее муж, как в кино, вернулся утренним поездом и сидел теперь на диване, вытянув ноги на выцветший ковер. Из-под брючины выглядывала полоска голой ноги, стянутой подвязкой. Серые носки с зигзагообразным рисунком скрывали форму стопы. Он пил чай из стакана в мельхиоровом подстаканнике и отдыхал с дороги. Она села рядом с ним, вдруг губы ее искривились, и Она расплакалась. Муж глянул на нее изумленно, а потом прижал к лацканам пиджака, который пропах поездом и бессонницей. Она сказала, всхлипывая, что ей снова нужно ехать во Вроцлав, словно извинялась за свой плач. Он гладил ее по волосам, и ему казалось, что они поредели. Под пальцами ощущались неровности черепа. «Череп», — подумал Он и испугался.