Океания. Остров бездельников - Уилл Рэндалл Страница 62

— Вычеркните «автомобильная» и вставьте «акула» или «навесной мотор», — советует он. — Прочитайте и держите всегда под рукой. Никогда не знаешь, когда это может пригодиться.

Я, испытывая некоторые сомнения, благодарю его и обещаю, что непременно буду следовать его рекомендациям.

— Хороший человек. Ты доктор теперь. — Смол Том сердечно пожимает мне руку. — Теперь меня звать тебя доктор Уилл!

По дороге обратно к лодке я пытаюсь убедить его в том, что не являюсь медиком, и чувствую, как меня покидают последние симптомы малярии.

Доктор Джеймс несомненно проявил страшную любезность, снабдив нас аптечкой, и поскольку в моих руках оказался еще и буклет, жители деревни решили, будто меня заодно наградили и особыми познаниями. Словно бы без всякого обучения получил степень от американского университета. Но самое неприятное заключалось в том, что этот дар спровоцировал возникновение целого ряда ужасных травм. Как только сведения о моем новом звании распространились по деревне, каждый день перед моей дверью начали появляться целые колонны раненых и покалеченных.

И мне не оставалось ничего другого, как лечить, держа в одной руке буклет, а в другой — дезинфицирующее средство. Часы приема были назначены между вечерней службой и ужином, и не проходило дня, чтобы ко мне не пришла хотя бы полдюжина пациентов, как правило малолетних. До этого времени пределом моего медицинского вмешательства было зажимание чьим-нибудь носовым платком разбитого носа какого-либо моего ученика. Однако теперь мне нравилось справляться с ранами, порезами и инфекциями, несмотря на их кровавый вид, а временами и чудовищный запах. Я получал особое удовольствие, аккуратно накладывая повязку или снимая старую и обнаруживая, что рана зажила и не оставит шрама.

У островитян был поразительно низкий болевой порог, и они с фантастическим стоицизмом переносили боль. Вероятно, это объяснялось тем, что они не применяли болеутоляющих таблеток и редко встречали сочувствие.

Инносент, пытаясь схватить меня за ногу, бросился вперед, промахнулся и врезался в угол деревянной скамейки, стоящей у кухни Эллен. В результате он выбил себе шесть нижних зубов, отсутствие которых придало ему чрезвычайно решительный вид. Мы сделали все возможное, но на подбородке у него продолжала зиять большая широкая рана, поблескивавшая, когда он улыбался, что бывало нечасто. Однако регулярное наложение повязки типа «козлиная борода» закончилось тем, что рана затянулась, практически не оставив следа. К тому же пережитое существенно поубавило его пыл и страсть совершать неожиданные наскоки.

Кисточка, пытаясь спастись от неожиданно нагрянувшей грозы, врезался в край металлической крыши ризницы и срезал себе с черепа кожный лоскут размером три дюйма в диаметре. Для того чтобы обработать рану, пришлось состричь у него с макушки его легендарные кудри. Это привело к тому, что в его шевелюре образовалось отверстие, в которое можно было водрузить горшок с геранью, а сам Кисточка к моменту завершения процедуры чуть ли не плакал от отчаяния. Я не знал, как закрепить тампон, поэтому намазал рану антисептическим средством и примотал его бинтом, который завязал под подбородком. Последующие несколько дней я провел, убеждая его не срывать повязку, а в промежутках тревожился, как бы жители деревни не умерли от хохота.

Однажды вечером, когда очередь почти источилась, у причала пришвартовалась одна из лодок Джерри. Я в это время занимался сыном Толстого Генри Большим Томасом, лет шести-семи, который свалился с папайи во время набега на огород Руфи. Я менял ему повязку на глубокой ране, полученной во время падения с дерева, когда в его довольно упитанное бедро впился торчащий сук, и он поковылял прочь. Следующая — Милли, красивая девочка со светлыми волосами и голубыми глазами, резко контрастирующими с ее темной кожей. Она резвилась с другими малышами в игру под названием «шлепни соседа и убеги», упала и сильно расшибла голень под коленкой. Теперь настала ее очередь забираться на карточный стол. Она слабо улыбается, глядя на то, как я поливаю ее рану шипящим антисептиком.

Мы видим, как из лодки вылезли трое белых мужчин, которые направляются к Стэнли, сидящему с удочкой на причале. Они что-то говорят ему, однако, поскольку Стэнли еще в полглаза наблюдает за Чатни, с которой у него произошел конфликт за несколько дней до этого, он просто указывает движением головы туда, где рядом с Милли стою я. Все трое поворачиваются в мою сторону. По их одежде и доносящимся до меня голосам понятно, что это американцы. Я оказываюсь прав.

— Эй, привет! Ты Уилл, да?

Признаю, меня зовут именно так.

— Не возражаешь, если мы заглянем?

— Простите… а вы..?

— А, да. Меня зовут Дуэйн, Дуэйн Тайлер, — представляется самый высокий.

У него крепко посаженная голова, недобрые серые слюдяные глаза и выступающий подбородок. Широкий пояс с пряжкой застегнут под огромным брюхом, свидетельствующим о пристрастии к пиву и бифштексам.

— Это Пат Догерти, — он кивком указывает на своего спутника.

Сухопарый мужчина с черными гладкими волосами и двухдневной щетиной на сером лице протягивает мне свою худую бледную руку с выступающими венами.

— Приятно познакомиться, Уилл.

Затем вперед выходит третий. Он немного ниже, чем его приятели, и лицо его излучает добродушие, если не интеллигентность.

— Привет, я Клинтон. Очень рад, партнер.

— Клинтон — наш специалист по скоту.

— По скоту?

— Да. — Дуэйн смотрит прямо мне в глаза. — Мы хотим сделать тебе предложение, Уилл.

Я снимаю Милли со стола, где она сидит выпучив глаза при виде не одного, а целых четырех белых мужчин. Большинство детей в деревне уже привыкли ко мне, но только теперь меня осеняет, что, вероятно, они считают меня единственным в своем роде. Милли удаляется, спеша рассказать друзьям о своем открытии.

— Думаю, тебя заинтересует это. Беспроигрышная лотерея!

— Ну…

— Я и мои коллеги собираемся разводить скот на островах, и мы рады сообщить тебе, что рассматриваем твою землю в качестве возможного пастбища.

— Э-э, постойте-постойте…

Он уже изъяснялся в елейной манере профессионального коммивояжера.

— Вы ошибаетесь. Это не моя земля. Она принадлежит деревне.

— Да, но ты можешь поговорить с вождем и сказать ему, что считаешь эту идею очень хорошей.

— Ну, — мычу я, стараясь быть дипломатичным. — Может, вы согласитесь предоставить мне более серьезную информацию — фактический материал и цифры?

— Конечно, дружище. Сейчас у нас с собой ничего нет, все осталось в гостевом доме… А знаешь, мы заедем через пару дней. Или ты приедешь в Мунду — посидим, выпьем пива и все обсудим.

Мне это представляется вполне приемлемым, тем паче, что я и так собирался увидеться с Кингами в субботу, чтобы рассказать им о своих приключениях.