О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров Страница 62

– Вы видите это? А это?

– Что? – Она с трудом держалась, механически слизывая катящиеся слезы.

– Что-что!.. Легкие! Нет, это уже не легкие! А это печень? Нет, уже не печень, почки – не почки, сердце карликовое!

– Да-да, я понимаю…

– Что вы понимаете! – Зав вдруг как будто заново увидел больную, совершенно потерянную беременную женщину и пожалел ее. – Мы все рано или поздно умрем…

– Ты – рано! – уточнил ординатор.

– Покиньте помещение, коллега!

– Не понял?

– Выйдите отсюда, закройте за собой дверь и навестите своих больных!

Лицо ординатора стало цвета марганцовки для полоскания горла, он встал, нарочито задел плечо Изольды и вышел, твердо уверенный в необходимости принудительной эвтаназии для таких, как эта…

– Как вас зовут, милочка? – еще раз спросил врач, когда дверь за ординатором закрылась.

– Изольда…

– Меня Василий Степанович… Уж очень поздно вы к нам обратились…

– Сколько, Василий Степанович?

– Вы профессионал, скажу прямо – до года, и то под строгим наблюдением врачей и при приеме необходимых зарубежных препаратов. Без лекарств, может, и того не протянете. А такие лекарства многие тысячи стоят!

– Я скопила немного, – сказала, задумавшись, зачем он назвал ее профессионалом. Профессиональное отношение к смерти?

– Десятки тысяч американских долларов!!!

– Деньги есть…

– Слава богу! Прямо елей по сердцу. – Он вернулся за стол, сел в кресло и продолжил: – Я вас курировать буду.

– Хорошо.

– Давайте готовиться к искусственным родам, а специальные люди займутся вашими, так сказать, половыми связями. Надо всех партнеров отыскать… И как вы умудрились при гетеросексуальном контакте!

– Рожать буду, – неожиданно для себя определила Изольда. – Естественным путем! – выпалила – и вдруг ей стало легче, словно кто-то освободил ее от непомерной ноши. Она глубоко задышала и утерла слезы. – Партнеров я не сдам. Все иностранные граждане, защищенные дипломатическим иммунитетом.

– На кого же вы его…

– Это девочка. Вы, Василий Степанович, постарайтесь все сделать так, как я хочу, а уж я благодарной буду.

Зав смотрел на нее, обзывая про себя дурой, одновременно жалея женщину с тяжеловесным именем Изольда, но и про предложенные деньги понял хорошо.

– На ваше усмотрение! – согласился зав. – Десять тысяч долларов для меня, чтобы я все правильно устроил.

– Я согласна.

– Чудно. Конечно, у нас вам лежать не стоит. Анонимность не соблюдается, специалисты в этом вопросе малограмотные… Я вам дам адрес одного гинеколога, он еще и уролог, если что, продлением жизни также занимается. У него частное отделение при больнице МПС. И у него грандиозные планы – строительство своей клиники!.. Сейчас я вам все напишу… Сытин Эльдар Эдгарович доктора зовут… Вы знаете, а он потомок известного издателя Сытина!

– Хорошо.

Зав понял, что она и не слыхала про Сытина, да и плевать ей сейчас на все.

– Вас отвезут домой на скорой, вы денежки человечку моему передадите, он с сиреной обратно, а я даю вам рекомендации прямо в ухо врачу. Кстати, у него и родить можете. У них палаты отдельные с евроремонтом.

А потом Изольда лежала два дня, уткнувшись лицом в стенку. У нее не было депрессии, страх хоть и оставался, но плескался на донышке желудка, давая возможность спокойно дышать. Она растворилась в себе и пыталась почувствовать свою крохотную девочку под сердцем. Девочка не заставила себя ждать и откликнулась на призыв матери легким, едва уловимым движением. А Изольда от этого эфемерного движения вдруг просветлела вся душой и улыбнулась ею, будто предчувствуя огромное счастье на оставшееся время ее жизни.

Она даже поела, а к вечеру решилась позвонить матери. Крепкая, как мрамор, Мария велела Изольде не распускаться. Год жизни – это год!!! А деньгами она поможет.

– Там много понадобится!

– Нам хватит.

– А как же твой испанский дом?

– И на дом хватит! А ты не тушуйся, к своим фирмачам за помощью обратись. Они тебя заразили и обрюхатили, они и должны тебе!

– Маша, мы в одной профессии. Никто никому ничего не должен. Все расплатились…

– Ты права…

Изольда посетила доктора Сытина, и вместе они составили план на будущее, распространяющееся на близкие роды и на правильную терапию от ВИЧ. Сытин показал ей платные палаты и предложил, конечно по ее желанию, умирать здесь.

– Ну, до этого еще!.. – махнул рукой Эльдар Эдгарович.

Изольда накупила всяческих витаминов для беременных, отдала состояние за лекарства и принялась первый раз жить неравнодушно. Она безумно любила свою девочку и разговаривала с нею подолгу, прося прощения за свое беспутство. Взамен дочь проецировала для нее потрясающие сны, в которых всегда присутствовал бесконечный стол, накрытый белой скатертью, начинающийся на земле, а кончающийся на небесах. За столом сидели праведные люди и радостно праздновали что-то. Изольда силилась понять, что за причина постоянного праздника, но отгадать не могла. У нее за этим столом было место, а по правую руку сидел старик с косматой бородой, похожий на грека. Он всегда молчал и смотрел туда, ввысь, в бесконечность праздника, не обращая внимания на Изольду. А как-то раз, во сне с пятницы на субботу, вдруг обернулся к ней и сказал:

– Я обо всем позабочусь!

Ей часто звонили бывшие клиенты, но она сообщала, что травмирована, не работает и работать не будет. Фирмачи сожалели и больше не тревожили, только посол маленькой африканской страны не объявился. Лишь по прошествии месяца Изольда получила ценную бандероль, в которой нашла большую золотую бляху и маленькое письмо, в котором посланник сообщал о пошатнувшемся здоровье и вынужденном отъезде на родину.

– И за отца прости! – вслух произнесла женщина для своей дочери.

В следующем сне к ней опять обратился молчаливый старик, почти приказав уделить на следующей неделе внимание матери.

– Будь поласковей с ней! – приказал.

Изольда приехала к матери на работу и, встретив ее, поняла, что они не виделись много лет. Изольда обняла мать, прижимаясь к ее увядающему телу запрятанным в бандаж пузом, и сказала:

– Маша, я тебя люблю!

Мать покоробили такие дочерние ласки, она списала их на изменчивый гормональный фон и болезнь. Выпутавшись из объятий, мать показала ей свое частное предприятие на восемь комнат и четыре зала, где неутомимо трудились гетеры всех мастей и кровей из распавшегося Союза.

– Все легально. Стриптиз-клуб «Габон».

– Почему «Габон»?

– Не знаю, слово понравилось.