Я и Она. Исповедь человека, который не переставал ждать - Николас Монемарано Страница 62

Только позднее, уже дома, мы обратили внимание на хвост Ральф. Он не двигался, даже когда она слышала те слова, которые заставляли ее вилять им из стороны в сторону. Ветеринар сказал, что волны, возможно, повредили его. Он сказал, что может быть, ее хвост больше никогда не будет двигаться, нужно подождать и посмотреть – и это было так, будто нам сказали, что наша собака никогда больше не будет счастлива, хотя это всего лишь означало, что она больше никогда не будет выглядеть счастливой: как человек, который не может улыбаться. С ней будет все в порядке, станет она вилять хвостом или нет; мы больше беспокоились за себя, боялись, что потеряем частичку своего собственного счастья.

Много дней мы смотрели на ее хвост, который странно свисал на сторону и не двигался.

Спустя две недели она сшибла хвостом бокал с вином. В другом случае это бы нас расстроило. Мы были настолько счастливы, что даже не стали оттирать пятно. В иные дни оно было утешительным напоминанием, в другие – напоминанием пугающим, напоминанием о том, как нам повезло. Мы делали вид, что все дело в ее хвосте, а не в том, как быстро приливная волна могла отобрать ее у нас.

Некоторые книги говорят, что это происходит очень быстро и тихо. Некоторые книги говорят, что примерно через 6—12 секунд после инъекции она сделает чуть более глубокий вдох. Некоторые книги говорят, что она впадет в состояние, подобное глубокому сну. Некоторые книги говорят, что она вдохнет еще несколько раз. Некоторые книги говорят, смотрите ей в глаза. Некоторые книги говорят, что обмывание тела будет последним актом любви и доброты. Некоторые книги говорят, что большинство живых существ состоит в основном из воды. Некоторые книги говорят, что вам понадобится кто-то, кто довезет вас до дому. Некоторые книги говорят, что вы не одиноки в своей печали. Некоторые книги говорят, что всякий раз, как вы будете приходить домой, у вас будет возникать чувство пустоты. Некоторые книги говорят, что эта утрата может всколыхнуть воспоминания о былых утратах. Некоторые книги говорят, если хотите, закажите поминальную службу. Некоторые книги говорят, купите камень для своего сада в форме отпечатка лапы. Некоторые книги говорят, что популярным способом хранить память являются маленькие фигурки животных. Некоторые книги говорят, что это обычное дело – когда вы вдруг видите ее дома или в саду спустя много дней после того, как ее не стало. Некоторые книги говорят, что скорбь толкает людей на странные поступки. Некоторые книги говорят, не принимайте никаких важных решений в те несколько недель, которые следуют за такой утратой.

* * *

Застреваю, меня разворачивает, я не вижу, куда еду. Машинок все больше, они все отталкивают меня назад. Я пытаюсь развернуться, выправиться, но не могу сдвинуться с места. Еще один удар – сильный, – и теперь я развернут лицом в нужную сторону. Толчок сзади сбивает с меня солнечные очки. Я снова надеваю их – не хочу, чтобы меня узнали, – и еду вперед. Разворот, еще один, и я вижу тебя – красная юбка, волосы отросли и убраны в «конский хвост». Я хочу толкнуть машинку – твою и твоего отца, – но не могу до вас добраться; кто-то все время мне мешает. Получив толчок сзади, я снова верчусь вокруг своей оси. Фрустрирующий сон, который вовсе не сон.

Солнечные очки, короткая стрижка, гладко выбритые щеки; личина. Одинокий взрослый там, где все остальные взрослые не одиноки. И если ты увидишь меня, если меня увидит твой отец, я притворюсь поначалу, что не узнаю вас – в конце концов, ведь прошло уже два года, – а потом притворно обрадуюсь, «вспомнив», спрошу, как у вас дела. Скажу твоему отцу, что приехал сюда с другом и его детьми.

Красная юбочка проезжает мимо, я мельком вижу твое лицо, твои руки вцепились в руль, потом все это исчезает – не вижу куда.

Я снова гонюсь за тобой – красная юбочка, красная машинка. Ближе, ближе, но машинки останавливаются – моя рядом с твоей. Заезд окончен. Я нарочно роняю ключи, прячу лицо, нагибаясь, чтобы подобрать их.

Я иду не на каждый аттракцион, на который берете билеты вы с отцом; это слишком подозрительно без ребенка. Американские горки-«лягушки», пятнадцатиметровое падение, потом «прыжки» обратно наверх; улыбающиеся панды, кружащие вокруг пчелиного улья; космический корабль, который раскачивается как маятник; небольшое колесо обозрения. Близко, но не слишком близко. Я притворяюсь, что изучаю карту парка, смотрю на часы, как будто жду кого-то, в … надцатый раз перевязываю шнурки.

И снова иду за тобой.

От сахарной ваты твои губы становятся синими. Ты идешь рядом с отцом, размахивая бумажным фунтиком, как дирижер.

Я сажусь позади тебя на американских горках с двумя спусками, не слишком крутыми. Ты вскидываешь руки, но не издаешь ни звука. Если я протяну руку, то смогу коснуться твоих волос, которые отдувает назад ветер.

Позже я потягиваю лимонад, сидя на пляжном шезлонге, и наблюдаю, как ты скатываешься по водяной трубе, а отец ждет, чтобы поймать тебя. Повсюду вокруг меня дети слизывают сладости с пальцев, потом бегут обратно, чтобы всласть повопить под водопадами. Я здесь единственный человек, на котором нет плавок или шортов. Солнечно и жарко, уикенд перед Днем поминовения. Я поднимаю руку, чтобы дернуть себя за бороду – нервная привычка, – но бороды нет. Мои руки меня не узнают.

Водопады иссякают; дети в шоке. Вода воронками всасывается обратно в донные стоки. Никому не разрешают скатываться с горок; никому не разрешают выйти из бассейна. Я убежден, что это как-то связано со мной; они знают, чем я здесь занимаюсь; они знают, что я следовал за тобой от твоего дома до парка развлечений.

Пропала девочка: семи лет от роду, каштановые волосы, зеленый купальник. Имя в динамиках звучит неразборчиво. Я жду повторения, чтобы расслышать его снова, точнее, чтобы услышать его впервые. Мне хочется шикнуть на девочку позади меня, которая то и дело спрашивает мать, поставят ли снова песню, которая только что играла.

Я не сделал ничего плохого.

Не то чтобы никогда – но сейчас, в данный момент, насколько я знаю, я не делал ничего плохого. Но можно совершить дурной поступок, и не зная, что ты его совершаешь, намереваясь на самом деле поступить правильно – или в соответствии с тем, что считаешь правильным. Я знаю, можно намереваться сделать одно, но сделать совершенно другое, прямо противоположное; или сделать именно то, что намеревался, но понять, что этот поступок или решение приводят именно к тому, чего ты не хотел, или чего не хотел кто-то другой, или чего не хотел никто.

Девочку находят в раздевалке; все разражаются аплодисментами после этого объявления. Снова включают музыку – другая песня, но та же самая, что и всегда. Включаются водопады; водяные горки возвращаются к жизни; фонтаны бьют из-под земли, заставляя детей спасаться бегством. Они бегут обратно, чтобы снова убежать.

Я бегу и наблюдаю, боясь, что кто-то наблюдает за мной: одна петля вокруг кладбища, отдых, еще один круг, снова отдых. Я прислоняюсь к дереву и растягиваю ноги, потом сажусь в его тени и жду.

Старик прогуливается по кладбищу со своей собакой. Он терпеливо ждет, пока его дворняжка – грудь колесом, черная в подпалинах – обнюхивает розы перед безымянным камнем. Я удивляюсь, как человека, который настолько давно умер, до сих пор могут помнить живые. Может быть, это чей-то прапрапрапрапраправнук возложил цветы. Может быть, рассказ о жизни этого человека передавался из поколения в поколение; должно быть, теперь он уже превратился в легенду, стал игрой в «испорченный телефон».