Сорок роз - Томас Хюрлиман Страница 60

Ни Макса, ни поцелуя, ни объятий, ни сакраментального «Мария, ну наконец-то!».

У окна никого; Макса нет.

В остальном все, как всегда, тот же спектакль, что и в прежние годы: зеркальные стены выпустили из синхронно вертящихся дверей целый кордебалет Марий, все в черно-белом автомобильном костюме, в перчатках, с сумочками под мышкой и кожаными чемоданчиками, которые тотчас подхватили подбежавшие бои. Затем старший швейцар приложил руку к зеленой, расшитой галуном ливрее, склонил маститую голову и передал поздравления от отеля:

— Мадам, наилучшие пожелания по случаю сорокалетия!

Портье, тоже склонив голову, вполголоса присоединился к его поздравлениям.

— Мсье, никак не ожидала, вы очень любезны, большое спасибо!

Как обычно, она получила ключ, поднялась на лифте наверх, в журчанье музыки, вновь среди зеркал, прическа в порядке, швы на чулках тоже, четвертый этаж, мягкая, волнистая дорожка, бесшумные шаги, множество дверей, за которыми прячется мертвая тишина, лишь кое-где голос, один и тот же, из телевизора, здесь пара туфель, там поднос с мятыми салфетками, а далеко впереди, в конце коридора, тележка со свежим бельем.

— Привет, дорогой, это я!

Ни звука в ответ.

Макса нет.

Никого нет.

Боя она отпустила, вручив ему приличные чаевые, и уже несколько секунд стояла в пустых апартаментах, с кожаным чемоданчиком в руках — подарком папá на тринадцатилетие. Номерная бирка ключа качалась, постукивала по двери. Она почти не опоздала, максимум на двадцать минут, но это не в счет, и виновата не она, а пробки в пригородных туннелях, правда-правда, не она.

Повсюду букеты, большинство с карточками, но она и так знала, от кого цветы: от Фокса (желтые розы), от партийного руководства (сборный букет), от мадам и мсье Гранд (три лилии), а от Союза инструкторов по вождению эти жуткие гладиолусы телесного цвета, как зубные протезы! Она бросила сумочку и чемоданчик на кровать, принялась стягивать перчатки. Запах как в траурном зале, сладковатый, душный, слегка отдающий тленом, так и хочется вызвать горничную: пускай вынесет все букеты, не только гладиолусы. Кошмар. На его ночном столике тикали два будильника. Макс ел за двоих и спал за двоих, а потому, чтобы вовремя проснуться, нуждался в двойном звонке. Пункт-т-т-туальность!

— Любезный, — проворковала она в телефон, — вы не знаете, где мой муж? Он не оставил записки?

Записки нет.

Макса тоже.

Одеваться для вечера еще рано, принимать ванну неохота. Лучше немножко выпить. Здесь? или в баре? Мария сдвинула темные очки на волосы. Не очень-то хорошо с Максовой стороны именно сегодня заставлять ее ждать, хотя наверняка у него есть на то причины. Если он намерен на перспективном конгрессе успешно реализовать свой соус в кубиках, выступить с левацкой речью перед аудиторией правого толка, ему конечно же необходимо застраховать себя со всех сторон, выговорить поддержку центрального партийного руководства, лоббистов, профсоюзов, так что дел по горло. Держись, Мария. On a du style. Не плачь, играй. Продолжай игру. Надо пережить эту маленькую неприятность, улыбнуться и забыть. Или, пользуясь случаем, позвонить сыну?

Нет, звонок явно будет некстати. Вероятно, он только что зажег лампионы, смотрел в вечерний сумрак, слушал чмоканье языков, жадно облизывающих бахрому водорослей, и надеялся, что приятели и Падди не заставят его ждать напрасно. Твердого уговора у них не было. Он только сказал, что сегодня вечером зайдут несколько одноклассников. Да, возможно, и Падди тоже. Возможно — что за слово! Вероятно, вообще никто не придет. Вероятно, он придумал про вечеринку, ей в угоду! Чтобы она, как и планировала, поехала в столицу изображать для отца вечно молодую супругу. Ее пробрала дрожь. Прочь отсюда, в бар! Но не в автомобильном костюме и не в платье от Пуччи, на такой случай в одном из шкафов она держала платье с жакетиком от Куррежа, в косую черно-белую клетку, с коротковатой юбкой. Она быстро переоделась, сунула ноги в красные лодочки и — оп-ля! — как пожилая дама, не доверяющая испарениям собственной кожи, слегка перестаралась с духами. Живанши. Марка Одри. Так. Готово. Без двадцати семь Мария покинула апартаменты.

В коридоре приятная прохлада, тележка с бельем исчезла. Молочно-белые лампы на стенах и стеклянных столиках распространяли приглушенный ночной свет. Старые картины прятали свои сюжеты, шкафчик-витрина спесиво выставлял напоказ украшения для состоятельных вдов, не видно ни одной горничной, не слышно жужжания пылесоса, весь этаж пуст, словно вымер. Когда она коснулась кнопки лифта, серебристые дверцы разошлись в стороны, и в тонированных зеркалах кабины появились три Марии, ничем не выдававшие своей растерянности, совершенно ничем, фасад в порядке.

В журчанье музыки она спустилась вниз.

Бармен и двое официантов, все в белых пиджаках, при ее появлении включили улыбки. Потом бармен произнес:

— Мадам, от всего сердца поздравляем вас с днем рождения!

— О, спасибо, очень мило с вашей стороны!

— Tanti auguri! — воскликнули официанты.

— Мартини?

Мария села в углу напротив двери, откинулась назад, выпустила дым.

— A votre santé, мадам!

Мартини, сигарета, тишина пошли ей на пользу. Бармен тотчас снова ушел за стойку и с помощью официантов начал готовиться к шумной ночи. Они насыпали в ведерки лед, разглядывали на просвет стаканы, резали ломтиками лимоны. Приятный настрой. Всего несколько столиков занято, негромкие разговоры, тихие звуки джаза, за окнами еще светло, однако в стеклянных шарах, расставленных на столиках, горели свечи, распространяя выигрышный свет. Она предупредила старшего швейцара, где ее искать, и рассчитывала, что вскоре появятся ее гости — Фокс и брат. Последние несколько лет брат всегда приезжал на ее дни рождения, что следует поставить ему в заслугу, ведь путешествия на книжном ковчеге увлекали его все дальше в глубь времен, к святым столпникам и отцам-пустынникам, в одиночество и зной звездных ночей.