Гангстеры - Клас Эстергрен Страница 60

Многие заказы поступали из сферы промышленности, но уже в самом начале деятельность Института оказалась тесно связана с государственным сектором и учреждениями, назначения в которых производились из политических соображений. Изучение общественного мнения, настроений «в народе» стало частью демократического процесса, и здесь речь шла не только о том, чтобы снабдить трусливых оппортунистов сведениями о предпочтениях населения, но и о том, чтобы создать у народных избранников адекватное представление о действительности, дать зазвучать во всем многообразии гласу народа, с которым нельзя не считаться.

И однажды этот глас пробился сквозь всеобщий неясный гул, навсегда изменив жизнь Конни.

— В конце весны мне позвонил Янсен, сволочь министерская. Мы встретились за обедом, и он, как всегда, не тратя время на пустую болтовню, сразу перешел к делу. Они, мол, готовят новый закон о свидетельских показаниях, более жесткий, чтобы народ не уходил от ответственности. Обвиняемые запугивают свидетелей, и те отказываются давать показания в суде. И он просил меня провести опрос — для внутреннего использования.

Конни набросал несколько анкет. Он имел полную свободу действий и мог сам решить, как проводить опрос: выдавать ли интерес клиента или представить все таким образом, будто заказчиков несколько и интересы их сильно разнятся. Конни выбрал последнее: «covered poll», где огромное значение имеют формулировки вопросов и их очередность. Это был испытанный метод, носящий рабочее название «ТМТ»: главный вопрос был замаскирован среди прочих, любимых населением вопросов о телевидении, моющих средствах и транспорте. В таком пестром обрамлении важный и сложный пункт привлекал меньше внимания, и респонденты отвечали на него походя.

Конни показал мне формуляр, хотя тогда я не мог до конца оценить его и даже понять, почему вообще должен с ним знакомиться. Я сидел с анкетой в руках, чувствуя, что ценность сведений, которые Конни пытается мне сообщить, никогда, никогда не станет мне ясна. Увы и ах.

Однако со временем все стало проясняться. Конни знал, что делает.

— Можешь оставить себе. — Реплика прозвучала, словно щедрое предложение.

Я поблагодарил его, сложил бумаги и убрал их в карман. С тех пор, как я решил написать эту историю, они все время лежали на моем столе как один из наиболее любопытных документов. Среди вопросов о так называемых «реалити-шоу», о готовности принять участие в голосовании во время фестиваля «Евровидение», о преимуществах таблеток для мытья посуды в посудомоечных машинах и удобстве общественного транспорта есть несколько, на мой взгляд, слишком витиевато сформулированных вопросов на тему, заданную «министерской сволочью». Но к этому мы еще вернемся.

Итак, в августе жителям Стокгольма было разослано полторы тысячи формуляров из Института Лангбру. Отбор адресатов производился очень тщательно, но о принципах выборки я узнал лишь в общих чертах, специально поинтересовавшись. Несмотря на коммерческую тайну, Конни был явно готов к более подробному изложению. В начале и в конце работы использовались приемы, первый из которых позволял выделить наиболее репрезентативную группу респондентов, второй — обработать их ответы для получения среднего результата. В том, что происходило на промежуточных стадиях, разберется далеко не всякий профессор, так что я в это даже не вникал.

На заполнение формуляра отводилось три недели, и ответы поступали по почте в соответствии с привычным графиком, пусть и не без отклонений, которые, впрочем, также были предусмотрены. Ответы, полученные в течение трех недель, являли собой достаточную для обработки массу, что в свою очередь считалось доказательством правильного отбора адресатов.

— Даже люди, которые ни за что не стали бы свидетельствовать в суде с риском для собственной жизни, отвечали на каждый вопрос…

Во время обработки первичных данных приходили новые ответы, которые подняли квоту даже выше обычного.

— Видно, вопросы о телевидении были на редкость хороши…

В обычный октябрьский четверг Конни рассматривал почти готовый, за исключением одного комментария, результат исследования готовности шведских граждан исполнять свой долг, свидетельствуя в суде, несмотря на личные угрозы со стороны обвиняемого. При сопоставлении с результатами более ранних исследований новые данные казались весьма удручающими.

— Готовность поддержать закон и правопорядок значительно снизилась, — сказал Конни. — Я помню, что именно эта фраза прозвучала у меня в голове, когда зазвонил телефон. На дисплее высветился незнакомый номер, и я решил дождаться включения автоответчика. Я не хотел, чтобы меня беспокоили, пока работа не окончена. Но все же ответил. Лучше бы я этого не делал. А может… Не знаю.

Он сделал глоток холодного черного кофе.

— Наверное, я буду думать об этом всю оставшуюся жизнь. Правильно ли поступил, взяв трубку. Ведь я ничего не подозревал.

Телефон в офисе имел одну особенность, которая, вероятно, отчасти повлияла на ход событий. Он был подключен к Интернету, и вследствие одной из детских болезней цифровой техники слова говорившего иногда звучали в неверном порядке.

— Голос на другом конце был странный, — сказал Конни. — Мужчина или женщина, старый или молодой… не поймешь. А слова первой фразы поменялись местами.

— Мертв! Я буду мертв! — произнес голос.

— Простите?

— Я хочу говорить с Эрлингом. Я хочу говорить с Эрлингом.

— Здесь нет никакого Эрлинга.

— Эрлинг.

— Простите, вы ошиблись номером, — ответил Конни. — Очень жаль.

Он уже хотел положить трубку, как вдруг услышал:

— Дайте мне умереть! А потом приходите. Институт Лангбру!

— Простите?

Голос повторил:

— Дайте мне умереть!

— С кем я говорю?

— Ты сам знаешь. Скажи Эрлингу…

— Здесь нет людей с таким именем.

— Это мне известно. Нет и никогда не было. Тогда иди к Посланнику, скажи, что кое-кто хочет поговорить с Эрлингом, и он тут же согласится.

— К Посланнику? — повторил Конни. — К сожалению, я не знаю, о ком вы говорите.

— Молодой человек, — произнес голос. — Ты нашел меня и будешь вознагражден за это, как у вас принято… Ты один из ребят Эрлинга, ты далеко пойдешь.

Голос умолк. Конни слышал, как его обладатель тяжко и хрипло дышит. Это было дыхание тяжелобольного.

— Вы больны? — спросил он. — Вам нужна помощь?

— Я умру, и тогда все достанется вам. Но избавьте меня от остального. Дайте мне умереть.

Голос был слаб и напряжен, но последние слова прозвучали с какой-то «умоляющей яростью». Конни не мог положить трубку — неизвестно, из любопытства или из сострадания.

— С кем я говорю? — спросил он.

— Прекрати, — повторил голос.