Жара - Ральф Ротман Страница 6

— Ну, привет тебе с кисточкой. А меня — Эмиль. Я — Эмиль Клапучек. Но все называют меня Клаппу, потому что Эмилем зовут нашего повара. Небось он тут рвал и метал? Факт, так оно и было. Он меня еще поцелует сковородой. Но что я мог поделать? Когда мне снятся такие сны, я плохо сплю. А когда звонит будильник, я тут же поворачиваюсь на другой бок… Мешать надо очень сильно, Симон. Все время проверять дно. Бобовые очень коварная штука. Если кожура пристанет ко дну и подгорит, тогда жди скандала. Я ненавижу эти дни, когда мы готовим айнтопфы [13]. Стоишь и, как идиот, два часа только мешаешь. Работа еще толком не началась, а ты уже конченый.

— Но я делаю все правильно, Клаппу, видишь? Взгляни, ведь я все так сделала, как надо?

— Ты все отлично делаешь, старушка. А где же наш кучерявенький? Что-то его сегодня не видно?

— Ах, он сидит в конторе. Знаешь, как Эмиль опять его обозвал? Этот оглоед…

Ни с кем не здороваясь, между ними встал мужчина, воткнул мешалку в котел, переставил носком ботинка подачу газа и принялся мешать. На нем был серый халат, золотые браслеты на руках и несколько колец на пальцах, волосы зализаны в стиле рок-н-ролла в утиный хвост. Щуплый, с красными заспанными глазами, он тупо глядел перед собой, а его влажные губы, короткий курносый нос и слегка вздернутые брови придавали лицу несколько капризное выражение, такого вечно обиженного, с уст которого в любую минуту могло сорваться «а идите вы все…», — лицо, подсмотренное у кумиров молодежи. Он втянул носом сопли и послал ударом ботинка ведро в угол.

— Кто воду наливал? Суп слишком густой, ко дну пристает! — сказал он хриплым пропитым голосом. — Добавит мне кто или как? Я, что ли, должен мешать до посинения, пока рука не отвалится?

— Нет, вы посмотрите, наш Казанова продрал глаза! — сказал Клапучек, а старушка захихикала. — Доброе утро, мистер Пресли! Что это вы сегодня припозднились? Пили долго? Или снова никак не могли выпутаться из трусиков Марлены? Похотливый козел! Мне бы твою потенцию! Не отказался бы!

Явно польщенный, парень подавил ухмылку и выдал целый поток ругательств и проклятий, громко выговаривая слово «шайсе» [14]столько раз, сколько другие люди избегают его произносить. Форма его рта, слегка выпяченные губы, казалось, были даже сформированы этим компактным грязным словечком, выплевываемым им с мрачным присвистом и шипением, но с явным наслаждением. Брызги слюны полетели в суп.

— А теперь, Гарри, давай остановись! — сказала старушка. — Попридержи свой язык. Вечно эта грязная ругань. У нас тут новый человек, самое время для тебя продемонстрировать свою воспитанность. А то что он о нас подумает?

Гарри уставился на Де Лоо и пожевал челюстями, хотя жвачки у него во рту не было. Под носом опять заблестели сопли.

— Шайсе, меня это не интересует! — заявил он и метнул свою мешалку, словно копье, в другой котел.

Кухню окутал густой пар, не было ничего видно до самого тамбура. На потолке оседали водяные капли и падали вниз сквозь переплетенные кабели, а по отражающим голубое свечение газа оконцам под котлами сновали тени — ноги туда-сюда перемещающихся людей. Вялые утренние приветствия, покашливание, искорки сигарет. По кафельным плитам постукивали башмаки на деревянной подошве, кто-то громко рыгнул, а человек, подошедший к соседнему котлу, положил обе руки на конец рукоятки весла и прижался к нему щекой. Мечтательная улыбка на губах.

— А ты, собственно, кто такой?

Де Лоо представился. Тот другой, с толстым, вывалившимся поверх вельветовых брюк животом гурмана, закрыл глаза и вздохнул:

— Я так хорошо спал. — Он был одет в клетчатую байковую рубашку и коричневую кожаную жилетку, свои редкие, но длинные волосы он зачесывал с одной стороны на другую. Водяной пар разгладил морщины его мучнистого лица. — А ты? Ты как спал?

— Сносно, — сказал Де Лоо.

— Вид у него отдохнувший, — изрек еще кто-то.

— И жира нет. А ведь наверняка уже тоже сорок, так? А, да это все равно. Мы все проигрываем бег наперегонки со временем. Зачем ты с такой силой мешаешь, Симон? Ты что, хочешь уже в первый день получить прибавку?

— Мне так сказали, а то фасоль пристанет ко дну…

— Ну и что? Да черт с ней. Не думай об этом. Подгорит или нет, эту бурду все равно есть нельзя. Айнтопф! Что это за обед в одном горшке! Да и звучит-то как неаппетитно, все равно что подштанники. А ты был когда-нибудь в «Apricot» в Хазенхайде [15]?

— Что-то не припоминаю.

— А я был там вчера. Со своим другом. Аперитив за счет заведения, бальзам для души, на закуску ассорти, а потом мерлуза в кляре, на гарнир — дикий рис с красным перцем и апельсиновый соус-крем, чтоб мне пропасть!

— Охотно верю.

— Вот куда надо ходить. И совсем недорого было. Так что, по мне, все было оʼкей, включая и меню и цены. И очень, очень внимательный персонал, хорошее обслуживание. Меня, между прочим, Бернд зовут.

Он завел руку назад, почесал себя сзади под вельветом, и все в помещении так и повалились от дикого хохота, разорвавшего парной воздух в клочья. В конце рядов с котлами Де Лоо заметил двух женщин, шептавшихся друг с другом и то и дело поглядывавших на него. Та, что постарше, худющая, в халате без рукавов и красной бейсбольной кепочке с надписью «Хайди», сунула себе в рот огрызок соленого огурца и, стоило ему только кивнуть им, кокетливо помахала, перебирая пальцами в воздухе. Та, что помоложе, маленькая и кругленькая, крепенькая как яблочко, медленно отвернулась, ощупывая тугие завитки у себя на затылке. Судя по всему, вчерашним вечером она побывала у парикмахера.

Третья, явно беременная, по низко надвинутому на лоб платку — турчанка, стояла одна и чуть в стороне перед котлом. Зажав в локте весло, она сдирала красный лак с ногтей, но тут дверь тамбура с шумом распахнулась, ветер задул сухой снег, разлетевшийся по кафелю, и все голоса смолкли.

— Надеюсь, вы тут заняты делом и мешаете как следует, эй вы, клуши! — заорал Эмиль, открыл щиток рядом с входом и повернул выключатель. Вентиляторы в вытяжных колпаках загудели сильнее. — И ты, толстяк, пошевеливайся, иначе будешь драить сегодня вечером котлы своим золотым зубом.

— О ля-ля, le maître du cuisine [16]! Как всегда, вежлив и в отличном настроении! — сказал Бернд. — Доброе утро, мой повелитель! Что сегодня мы сделали не так? Нам опять необходим усиленный массаж?