Точка Омега - Евгений Шкловский Страница 59

Игра игрой, но они уже подсели на популярность, на интерес журналистов, на вспышки фотокамер. Если на неделе не случалось никакого интервью, даже самого краткого, по телефону или вживую, на пути со стадиона до автобуса или автомобиля, – тревожный сигнал: что случилось? Время от времени он заказывал в интернетовских поисковиках свою фамилию и проглядывал, что народ пишет. Высвечивалась уйма всего, в том числе и малоприятного, дебильного, ругательного, но было и льстящее самолюбию, греющее душу. Хороших откликов было куда больше, настроение поднималось, как и после какой-нибудь умной статьи журналиста про игру команды и про него в частности. Среди журналистов тоже были фанаты, причем среди настоящих, которые действительно умеют писать и кое-что рассекают в футболе.

Впрочем, теперь это было не так важно.

Он смотрит в окно, и ему грезится большое-большое дерево, с толстым, одному человеку не обхватить, замшелым стволом, а на нем, метрах в двух от земли, даже если тянуться изо всех сил – не достать, по всему периметру поясом шахида бледно-желтые опята – и крупные и мелкие, все крепкие, мясистые, со здоровым лесным духом. Много их. Такое чудо-дерево. Он, Рос, взбирается на плечи – кому? Широкие сильные мужские плечи, он на них стоит, даже очень уверенно, – сдирает грибы с твердой чешуйчатой коры, пучками, кидает их в большой полиэтиленовый пакет, который постепенно раздувается, становится все тяжелей, а грибы все не кончаются. Податливая грибная плоть в перепачканных слизью пальцах, азарт и восторг в груди, он что-то радостно выкрикивает, эхо ему вторит. Лес глухой – сосны, ели, березы, грибной лес, дачники еще не добрались до этих мест, построек еще нет, только полузаброшенная деревушка, где живет его бабушка.

Чьи же это все-таки плечи, на которых он стоит? Правда, чьи?

Он частенько вспоминает ту уникальную грибницу, так высоко вскарабкавшуюся на дерево. А какие они были вкусные, когда бабушка нажарила огромную сковороду и они ели, ели, ели…

Отец ушел, когда ему было всего три года. А бабушка умерла пятнадцать лет назад, ей было за восемьдесят. Они редко приезжали сюда с матерью. Дом совсем захирел, как и многие другие дома в деревне. Печка хоть и грела, но сильно топить было опасно, кое-где в кладке образовались трещинки, побелка отлетела, так что могла и вовсе развалиться от сильного жара. Сколько же он не приезжал сюда, наверно, лет восемь, если не больше? Точно – восемь. Как же быстро летит время! Ему скоро двадцать три. Много. Для футболиста это, конечно, не предел, не конец карьеры, но уже и не молодость. Однако уже можно подумывать о будущем – не вечно же он будет играть в футбол. И в тренеры ему тоже идти не хочется. А что ему хочется? Ну да, пойти за грибами, найти такое же, как тогда, грибное дерево, вскарабкаться на чьи-то (чьи?) плечи и жадно отрывать грибницу от гигантского шероховатого ствола.

Вообще-то, для грибов поздновато, но отказать он себе не мог. Внезапные желания всегда, можно сказать, будоражили, вскидывали его. И он редко себе отказывал, даже наоборот, словно подстегивал в себе неожиданно вспыхнувшую потребность, будь это связано с какой-то женщиной или с чем-то еще. Вот как сейчас. Захотелось – и он, ни с чем и ни с кем не считаясь, рванул в Кистенево, по грибы, никого не предупредив, мобильник выключен. И чувство свободы пришло сразу же, едва он сел в поезд. Он уже не был знаменитым футболистом. Он и не чувствовал себя таковым. И, ура, в купе больше никого не было, никто не всматривался в его лицо, не начинал расспросов, не изъяснялся в любви, не просил автограф…

Дом пах сыростью, плесенью – короче, заброшенностью. Рос еле отпер толстый заржавевший замок, ключ никак не хотел поворачиваться. Но внутри все по-прежнему: бабушкин любимый диван, кровать, стол, шкаф, буфет… Никто вроде сюда не лазил, что удивительно. Словно не забредали искатели приключений, бомжи. Правда, в деревне кое-кто еще обитал, из труб в двух домах курился дымок, значит, не совсем бесхозным оставалось добро, всегда можно было поднять тревогу. Хотя, с другой стороны, кому это надо – связываться. Пока милиция приедет (и приедет ли?) по буеракам, по расклизлому бездорожью. Место глухое.

Зато и грибы здесь вырастали клевые – белые, подосиновики, маслята, про опята и говорить не приходится. Знающие наезжали сюда из города. Наверняка здесь со временем появятся новые постройки, дачи, коттеджи. Лес кругом, воздух чистейший, да и озеро не так далеко. Еще востребуется. Он бы и сам здесь обустроился, не сейчас, конечно, но когда-нибудь – сад, грибы, рыбалка, велосипед или мотоцикл… Денег заработать, а потом жить в свое удовольствие, с семьей, дети здоровые…

Многие из ребят, подкопив капиталу, так и поступали – приобретали дома где-нибудь недалеко от столицы, а кто и подальше, на Валдае или Селигере, места много. Некоторые, правда, предпочитали за рубежом, где-нибудь у моря, в Болгарии, Черногории, Испании. А он не торопился. Зачем ему одному? Лишнее. Здесь хоть детством пахнет, все запахи – родные…

Его нередко тянет в тишь. Да и усталость накапливается, теперь вот еще и последняя ссора с подружкой, которая внезапно объявила о своей беременности. Ведь глупость, неужели непонятно, что этим трюком только все портит? Должны же соображать, что ни к чему это не ведет. Только зря осложнять отношения, а то и просто приближать их конец. Нет, на такие игры Рос не велся. Хотя Вика и нравилась ему. Старше на два года, она, чувствуя его податливость, пыталась им руководить, как мальчишкой. А ему это зачем? И раньше он стеснялся материнской опеки, не любил знакомить мать с друзьями.

Нет, манипулировать собой он никому не позволит. Он спокойно относился к Викиному пристрастию к светским раутам, к нарядам и побрякушкам, да и понятно: какой из подружек не хочется показаться вместе с известным футболистом в элитном клубе, поехать вместе с ним за границу на какой-нибудь ответственный матч и вообще попользоваться благами обеспеченной жизни? Но зарываться-то зачем?

И все-таки даже сейчас он не может избавиться от мыслей об этом. Третий месяц – это многовато. Значит, давно знала, что и как, не могла не знать, но нарочно молчала, чтобы узел покрепче затянулся. Нет, если хочет – пожалуйста. Ее дело – пусть оставляет ребенка, толкать ее на аборт он не собирался. Мать его тоже растила одна. Ничего, справилась. Так что выбор за ней – как хочет, так пусть и поступает.

Только отношения скорей всего придется прекратить. Дальше совать шею в старательно затягиваемый хомут он не собирался. Лицо Вики всплыло перед глазами – чуть раскосые длинные темные глаза, роскошные темные волосы, тонкий стан (в прошлом гимнастка, кандидат в мастера спорта), что говорить, эффектная барышня. Ей бы чуть поумней быть. Именно поумней, а не похитрей. Хитрость – не лучшее украшение, а для него и вообще как нож острый. Хотелось честных, прозрачных отношений, без всех этих уловок и ухищрений. Правда, когда она сообщила ему о беременности, вид у нее был расстроенный – вроде как и вправду не была уверена.

Теперь она тоже его потеряла и наверняка думает, что все из-за этой новости. Ну что ж, не так уж она неправа. Впрочем, разве объяснишь кому, что дело в грибах, в запахе осенних листьев, в кромешной тишине леса и дымке от потрескивающих в печке полешек?