Взорванная тишина - Виктор Дьяков Страница 59

Тем временем государственная курортная инфраструктура совсем развалилась. Отец и мать Николая, работавшие в санатории, остались без работы и жили огородом. Никуда не мог устроиться и он сам. Беженцы, в первую очередь армянские, благодаря родовой взаимовыручке и тому, что ещё в советские времена вкладывали деньги в не обесценивающееся золотые вещи, оказались самыми богатыми на побережье. Но в отличие от евреев они своё материальное превосходство не скрывали, а несдержанная молодёжь наоборот всячески выпячивала, нервируя обнищавших, не способных быстро приспособиться к переменам местных. Нагло, вызывающе вели себя и подростки, и дети, быстро сплачиваясь по этническому признаку.

Однажды мать Николая вместе с давнишней подружкой шла по улице, которую перегородила играющая компания армянских мальчишек среднего школьного возраста. Они шумели так, будто кроме них никого на свете не существует. Подруга сделала им замечание… Словно искра попала в сухую солому, мальчишки «вспыхнули» мгновенно. Под присказку: «Русская блядь, не ходи гулять», они забросали женщин камнями, а потом разбежались. Домой мать пришла, держась за разбитую голову. Взбешённый Николай хотел бежать искать тех мальчишек, ведь они наверняка жили неподалёку. Но деморализованные мать с отцом, буквально повиснув на нём, не пустили:

– Не ходи сынок… хуже будет… у них же братьев, родственников куча и денег мешки… Лучше уж потерпеть… а может и уехать куда-нибудь…

– Куда уехать?… Ведь мы здесь всю жизнь… ведь лучше наших в России мест нет, потому они и тут селятся! – кричал в ответ Николай.

Всё, что он наблюдал вокруг, вызывало бессильную злобу бывшего солдата. Агрессивные, деятельные пришельцы «делали погоду» едва ли не во всех сферах жизнедеятельности. На рынках доминировали азербайджанцы, за исключением мясного ряда, но и там не было ни одного славянина, мясом торговали только армяне. То что предлагали родители, продать дом и уехать, делали многие, покупателей-пришельцев оказалось более чем достаточно. Детско-подростковое хулиганство, острием направленное в первую очередь против женщин и молодёжи, уже давно опробовали на Кавказе и оно давало наилучшие результаты – русские продавали дома и бежали. Тут и ещё одни претенденты на черноморское побережье объявились. Эти, правда, предъявляли права не беспочвенно. Активисты адыгейского националистического движения требовали возвращения как раз того участка побережья, где располагался родной город Николая. Он, якобы принадлежал адыгам до кавказской войны 19 века, когда царские войска вытеснили их в горы…

От всего этого голова Николая шла кругом, нервы были на пределе. Его бесила трусливая пассивность соседей, по старой советской привычке надеющихся на власть. А власть… местные начальники сохраняли «олимпийское» спокойствие – пришельцы, как правило, строго настрого запрещали своей молодой поросли трогать родню и детей крупных гражданских и милицейских чиновников. Губернатор края, правда, с высокой трибуны заявил, что происходит тихое вытеснение русского населения с черноморского побережья… Но дальше слов дело не шло. Выходцы из Закавказья продолжали без лишней суеты скупать дома, землю, заселяться со своими многочисленными чадами и домочадцами. Там, откуда они бежали, где сараи были лучше, чем дома в России, жить после развала Союза стало очень тяжело… голодно, холодно, темно. Из России больше не шли потоком дешёвые газ, электричество, хлеб… взамен поставляемых втридорога цитрусовых. Железная дорога на Сухуми и дальше, по которой шёл основной поток этого «товарообмена», позволяющий «захребетным» республикам сытно и безбедно существовать в советское время… Эта дорога заросла травой и по ней уже не ходили поезда.

В такой «критический» момент Николай встретил своего бывшего одноклассника. Фёдор в школьные годы слыл первым хулиганом. Из школы его «вытурили» в восьмом. Потом он «загудел» на «малолетку» за какую-то кражу. Через два года вышел и снова сел уже во взрослую колонию. Пока Николай служил в Армии, Фёдор, что называется, служил в «других войсках». Бывшие одноклассники зашли в кафе заказали вина, разговорились. Вернее говорил в основном Николай. Он возмущался, стучал кулаком по столу, чуть не плача от негодования и бессилия… Федор не поддался его эмоциональному настрою. Он лишь посмеивался, а когда пришла пора расплачиваться остановил руку Николая, полезшим за последними рублями:

– Не надо… я угощаю.

Когда вышли из кафе, Фёдор уверенным голосом пожившего человека заявил:

– Вот что Коля, не хочешь бедным и больным жить, как все лохи, надо либо начальником, либо вором становиться, иначе бабки не сделать. Начальниками нам никак не стать, остаётся…

Фёдор предложил организовать кодлу и «трясти» богатых. Тогда в хмельной голове Николая сама собой возникла ассоциация – богатые, это в основном нерусские. И он рвался их бить, грабить, этих пришельцев, что обустраивались на его Родине «всерьёз и надолго». Николай с радостью принял предложение…

В кодлу входили пять человек. Они на старенькой «Ниве» мотались по побережью, выискивая объекты для нападения. Изо всей пятёрки только сам Фёдор имел опыт пребывания в «зоне», остальные являлись «любителями». Естественно, авторитет «атамана» был непререкаем. Тем не менее Николай на заре их «деятельности» сделал попытку стать чем-то вроде мозгового центра. Сначала он предложил «наехать» на азербайджанцев, скупающих на границе у абхазов дешёвые мандарины и потом отправляющих их из Адлера вагонами в Москву, заставить платить дань. Фёдор в ответ рассмеялся, и без объяснения причин отклонил этот план. Тогда Николай предложил «тряхнуть» известных ему богатых армян, купивших дома. И снова план был отвергнут… В конце-концов Фёдор указал прожектёру его место:

– Ты в этом деле лох, потому делай, что тебе говорят и не рыпайся…

Сначала они не рисковали, лазили в пустовавшие дома, чьи хозяева приезжали только в «бархатный» сезон. Добыча оказалась невелика и её трудно было бы сбыть, но Фёдор имел контакты со скупщиками краденого. Наконец решились на настоящее дело. На побережье ещё с советских времён осело немало людей, купивших дома на деньги, заработанные на Крайнем Севере. Таких северян и решил тряхнуть Фёдор. Николая коробило от этого дела, но он подчинился, надеясь, что потренировавшись, они наконец начнут «бомбить» и столь ненавистных ему пришельцев.

Налётчики пришли ночью, под нехитрым предлогом проникли в дом, их лица скрывали маски. Северяне, муж и жена, оказались болезненными и бездетными, раньше времени состарившимися. Перепуганные, они отдали всё что у них было, а было у них всего-ничего. Их северные деньги сгорели ещё в первую гайдаровскую инфляцию, копить золотые вещи, как это делали из поколения в поколение армяне, они не были приучены. Николаю стало жаль этих несчастных, у которых государство сначала забрало здоровье, а потом и заработанные его ценой деньги. Фёдор, напротив, жалости не испытывал. «Раскалывая» хозяина дома, он так ударил его, что тот зашёлся в приступе кашля, походя оскорбил жену, сказав что такую старую дохлятину… никто не захочет. В конце-концов, забрав лишь обручальные кольца, и кое-что из мелких вещей, напоследок окончательно запугав хозяев, на случай если они вздумают заявить в милицию, парни покинули дом.