Инамората - Джозеф Ганьеми Страница 58

— Может, хочешь снять какой камень с души, профессор?

— Нет.

— Ладно.

И он двинул меня дубинкой в пах. Я отлетел к деревянным нарам, привинченным к стенке, и согнулся в три погибели. В нескольких дюймах от моих очков какой-то тюремный шутник нацарапал: «КАЖДЫЙ ДЕНЬ МНЕ ВСЕ ЛУЧШЕ И ЛУЧШЕ». Я закрыл глаза и мысленно взмолился о помиловании, заклиная Господа своей пострадавшей мошонкой.

Шел четвертый час моего заключения и двадцатый час без сна. Ниже я привожу краткий отчет о том, как я провел начало воскресенья шестого декабря, в год одна тысяча девятьсот двадцать третий от Рождества Христова.

0:10. Мне отказано в освобождении под залог и объявлено, что решением судьи Шестого района Карсона я арестован на время расследования по обвинению в умышленном поджоге, выдвинутом против меня комиссаром пожарной части.

0:33. Мне разрешен один телефонный звонок, я позвонил в больницу Джефферсона и справился о состоянии Мины. Дежурившая ночью мегера отказалась сообщать какую-либо информацию о пациентах по телефону, но пригласила меня навестить больную в установленные часы посещений.

1:47. Мои попытки заснуть не увенчались успехом из-за отчаянных воплей накурившейся проститутки в соседней камере, она сетовала на то, что «чертовски трудно» стало жить в этом городе, а также на ненадежность реакции Вассермана.

2:40. Листая наугад Библию, которая поначалу служила мне подушкой, я обнаружил, что в ней нет Книги Стонлоу со стихом 128 (номер его комнаты), зато есть 1 Книга Царств с главой 28 (что достаточно близко), где рассказывается история Аэндорской волшебницы, которая вещала сомневающемуся Саулу голосами мертвых.

3:12. Дежурный сержант сообщил мне, что с меня снято подозрение в убийстве, поскольку каким-то чудом никто из постояльцев «Либерти» не погиб во время пожара. Однако сержант не мог ничего сообщить мне о местопребывании моего кузена Эрнеста.

4:48. Я обнаружил, что имя «Эрнест Стонлоу» состоит из тех же букв что и «Уолтер Стэнсон».

— Вставай, Койл, — рявкнул сержант моему сокамернику. — Твой адвокат явился.

Я приоткрыл один глаз — я лежал на спине, положив одну руку на глаза — и увидел по ту сторону решетки высокого мужчину лет пятидесяти в енотовом пальто, его сопровождала молоденькая девица в норковой шубке.

— Ага, спасибо, что пришли, мистер Паттерсон, — сказал Койл, пожимая сквозь прутья решетки руку своему защитнику. — Извините, что позвонил вам так поздно.

— Пустяки, Джимми, — ответил адвокат. — Мы еще не легли, верно, Джинни?

— Истинная правда, — подтвердила брюнетка, рассматривая свой маникюр. — Мы с Чиффом не ложимся баиньки раньше шести утра.

— Вирджиния?

— Что, дорогой?

Брюнетка невинно поморгала ему в ответ ресницами. Я заметил, что ни у одного из них не было обручального кольца.

Паттерсон предложил своему клиенту сигарету и достал позолоченную зажигалку.

— Они любезно с вами обращались, Джимми?

Койл подался вперед, чтобы прикурить и прошептал сквозь прутья:

— Этот дежурный сержант устроил мне настоящую порку.

— Я поговорю с ним. — Паттерсон захлопнул зажигалку и положил ее назад в нагрудный карман. — Я разговаривал с судьей Феланом о вашем деле.

— Ну?

— Кажется, он согласился уменьшить ваш залог. Конечно, я поручился, что вы не запрыгнете в первый же поезд на Атлантик-сити. Вы ведь не выставите меня обманщиком, Джимми?

— Клянусь могилой моей матери, мистер Паттерсон.

— Хорошо. Как, кстати, ее самочувствие?

— Получше.

— Передавайте ей от меня поклон.

— Обязательно. Да благослови вас Господь, мистер Паттерсон, и мисс Вирджинию тоже.

Благословение Койла вызвало чуть заметную улыбку на лице Паттерсона и на несколько мгновений разогнало грозовые тучи, омрачавшие его небесно-голубые глаза. Но эффект был лишь мимолетным, вскоре они снова затянулись облаками, и в них появилась беспокойная жажда новых оправдательных приговоров. Адвокат посмотрел мимо Койла и заметил меня в глубине камеры.

— А твой приятель за что сюда угодил, Джимми?

— Изнасилование.

Я так и подскочил на нарах.

— Я никого не насиловал!

— Конечно, нет, — кивнул Паттерсон. — Просто она оказалась распутной маленькой соблазнительницей, верно?

— Нет! Я хотел сказать: меня обвиняют в поджоге, а не в изнасиловании. Не знаю, с чего он придумал это изнасилование.

— Ах, не обращайте на него внимания, он вечно талдычит про изнасилования, — сказал Паттерсон. — Во всяком случае, на поджигателя вы больше похожи. Но скажите, что именно, по их мнению, вы пытались поджечь?

— Отель «Либерти».

— Ха! — воскликнула брюнетка и толкнула Паттерсона в бок, а затем сообщила мне, что они как раз проходили мимо пепелища по дороге в тюрьму.

— Верно, — подтвердил Паттерсон, доставая бумажник из внутреннего кармана и вынимая хрустящий новенький доллар. — Вирджиния с большим цинизмом относится к человеческим слабостям, она поспорила со мной, что кто-то поджег эту обитель намеренно.

— Возможно, кто-то именно так и поступил, — сказал я, — но только не я.

— Тогда почему же полиция подозревает именно вас?

— Не знаю, — начал я. — Или, точнее, знаю: я был там накануне днем и наводил справки об одном из постояльцев, но я вовсе не пироманьяк!

Паттерсон хмыкнул.

— Не пытайтесь понять юриспруденцию Филадельфии, сынок, только шишек набьете. Кстати, — он заметил синяк у меня под глазом и спросил: — Этот «фонарь», часом, не дело ли рук одного из достойнейших граждан сего города?

— Нет.

— Вот и я подумал, что на их работу не похоже. Вообще-то они предпочитают бить по почкам, чтобы вы о них всякий раз вспоминали, когда по нужде пойдете.

— Замечательно, — буркнул я.

— Добро пожаловать в Город Братской Любви! — провозгласил Паттерсон. — Выше нос, сынок. Подождите, я переговорю кое с кем в участке, может, нам еще удастся вызволить вас под ваше собственное слово.

— Стойте! — крикнул я, когда он собрался уходить. — У меня нет денег на адвоката.

Паттерсон подошел к решетке и посмотрел мне в глаза.

— Вы в самом деле подожгли отель «Либерти»?

— Нет.

Паттерсон кивнул, обернулся к брюнетке и быстрым движением извлек долларовую купюру из ложбинки между ее красивых грудей так, что она даже икнула от неожиданности. Он прижал доллар к ладони указательным пальцем:

— Мы учтем это.

Он был удивительный человек, этот Ч. Стюарт Паттерсон, эсквайр. Мой сокамерник за тот час, пока ожидал освобождения под залог, рассказал мне множество историй о легендарном Чиффи, как звали его друзья по обе стороны закона. Про то, что тот родился среди избранных, но с раннего детства предпочитал простецкие ложки серебряным и компанию насильников, рэкетиров, наркоторговцев, бутлегеров, похитителей, нелегальных акушеров и убийц сборищу коварных мошенников, чьи имена занесены в регистр филадельфийского высшего общества. Что он был одним из немногих чужаков, кто мог пройти после заката по Чайна-тауну, не опасаясь, что ему раскроит череп вооруженный резаком китаец (я скрыл от моего сокамерника, что накануне ночью проделал тот же подвиг). И что Паттерсон — единственный адвокат, который может пересечь внутренний двор в Моко или Истерн без опасения, что его вспорют, словно скумбрию, самодельным ножом. И как он однажды выиграл процесс о сквоттерских правах своих клиентов-индейцев против «Риц-Карлтона», доказав, что отель стоит на месте индейской резервации. И как отказался от семейной практики — его отец был юрисконсультом Пенсильванской железной дороги — и предпочел представлять интересы клиентов, расплачивавшихся самогоном, к которому он не притрагивался, инкрустированными перламутром пистолетами, из которых он никогда не стрелял, чеками, которые невозможно было обналичить, потому что они были выписаны на пустые счета, и наличными зелеными долларами, которые нельзя было пустить в оборот, поскольку они были фальшивыми. Тем не менее Чиффи никогда не жаловался, ему было довольно симпатии того отребья, которое он защищал, ведь доброе отношение невозможно было купить, взять в аренду или получить по наследству.