Жизнь бабочки - Жанна Тевлина Страница 57

Много времени прошло, пока он ей поверил. Она не торопила, каждую ночь лежа рядом, и от нее не исходило никакого давления. Потом, когда он допустил ее к себе, долго не мог избавиться от напряжения, готовый каждую минуту дать отпор. Она чувствовала его состояние, и он постепенно начал успокаиваться, а потом привык к ее еженощной любви, и даже ждал ее. Она его расслабляла. То, что он позволял ей, он никогда никому не позволял. Никого он не подпускал так близко. Она знала об этом и ценила его доверие. Он чувствовал малейшую фальшь, и об этом она тоже знала.

Сегодня она впервые нарушила его требования. Они были простыми, но без этого они бы не смогли существовать рядом. Он их в самом начале изложил, и она сразу поняла их и приняла. Ей всего-навсего нужно было приходить домой сразу после работы, и если так случилось, что она задерживается, ей следовало позвонить. Они жили вместе уже около года, и все было спокойно, насколько вообще жизнь может быть спокойной, и вдруг сегодня она сорвалась. Он не собирался ей звонить, и все-таки не выдержал и в девять вечера набрал ее номер. Аппарат был закрыт. Потом он ругал себя, но было поздно, он уже завелся. Периодически выключал телефон, чтобы не знать, звонила она или нет, а потом опять включал и проверял пропущенные звонки. Никто не имел права так с ним обращаться, и он уже знал, что завтра выгонит ее из дома. Но эта мысль тоже не успокоила.

Она уже три месяца работала в маленькой фирме, торгующей нижним бельем по каталогу. Каталог распространяли в Восточной Европе, в том числе в Польше. Ванду взяли из-за польского в сочетании с неплохим испанским. Она писала короткие рекламные объявления в их интернетовском сайте. Иногда отвечала на телефон. Ванда была молчаливой и патологически исполнительной, и это сразу оценили. Даже оплатили недельный курс по маркетингу.

Сегодня ее отправили на презентацию в Аранхуэс, небольшой городок в часе езды от Мадрида. Презентация была назначена на одиннадцать с обязательным ланчем и выступлениями до пяти. На фуршет она никогда не оставалась.

…Ее губы сделали виток и медленно поползли вверх, едва касаясь кожи, и тут ему почудилось, что ее касания стали излишне требовательными. Голову затопило горячей волной, и он уже ничего не чувствовал, кроме распирающей ненависти, которую не было сил сдерживать. Ее тело превратилось в синюю светящуюся точку, которая неумолимо приближалась, грозя в какой-то момент ослепить его своим светом, и надо было немедленно потушить ее… И в это мгновение она отпрянула от него и невесомо перекатилась на спину. Он с силой вдохнул воздух, невидимый обруч, сдавивший голову, стал потихоньку разжиматься, и напряжение начало отпускать. Какое-то время лежали, не двигаясь. Он прошептал еле слышно:

– Уйди…

Она легко соскочила на пол и вышла из комнаты.

…С появлением Ванды жизнь его сильно изменилась. Конечно, он ей не верил, потому что всегда был реалистом, но со временем убедился, что она смогла принять его правила. Каждую ночь она исполняла придуманный ею ритуал, никогда не переходя грани дозволенного, которую безошибочно чувствовала. Она любила его, не получая любви взамен. До ее появления Сева не верил, что в мире найдется женщина, согласная принять эти правила, но постепенно расслабился и иногда даже баловал ее, потакая каким-то ее странным капризам. Он знал, что дорог ей.

Рядом со станцией метро находилась школа испанского для иностранцев. Сева каждый день проходил мимо нее по дороге на работу. Как-то Ванда обмолвилась, что один из учителей там – ее хороший знакомый и, если Сева хочет, она может с ним поговорить по поводу уроков.

– Ты же знаешь, у меня нет денег.

– Без денег.

– А какого черта ему это надо?

– Я прошу. Мы помогаем друг другу…

– Это чем же вы помогаете?

– Он учил, я стригла… Он и подруга…

– Чья подруга?

– Его…

– Ты стригла его и его подругу?

– Так.

– А он тебя испанскому учил? По бартеру, значит?

Сева развеселился.

– Ну, ты молоток! Я и не думал, что ты такая бизнесвумен!

Она улыбнулась.

– Слушай, а он тебя качественно обучил! Ты-то его поди так себе стригла! Скажем честно, парикмахер ты средненький.

Он посмотрел на нее выжидающе, но она никак не отреагировала.

– И что, ты его опять стричь будешь?

– Мне не трудно…

Хоакин ему сразу понравился. Он был сдержанным, с разговорами не лез, но часто давал дельные советы. В группе, в которой Сева занимался, было восемь человек. Русских не было, и это радовало. Занимались по вечерам, все были люди работающие. Их уровень назывался базовым, но база у всех была разная. Уже через месяц Сева значительно опережал остальных, и Хоакин предложил перейти в продвинутую группу. Там народ был не такой примитивный, но Сева ни с кем не сближался. Как-то Хоакин принес ему книги. В основном это были стихи поэтов «поколения 98-го года». Для испанцев они были чем-то вроде русских поэтов Серебряного века. Сева хотел сказать, что ему рано читать поэзию, но в последний момент передумал и книги взял.

Он и сам не ожидал от себя такого рвения. Сидел до поздней ночи, делая подстрочники. Ему даже сны стали сниться реже, хотя были такими же четкими, и он не забывал их записывать. Он нашел кое-какие переводы в Интернете. Многие были неточными. Ванда несколько раз предлагала помочь с испанским, но он довольно резко попросил не вмешиваться. Она не обижалась. Разве она могла понять, что стихи – дело интимное. Над первым переводом он бился около месяца. Несколько раз собирался все бросить, но потом в вагоне метро приходило какое-то слово, и он нетерпеливо рылся в сумке в поисках бумажки или записывал фломастером на руке. Потом он уже стал возить с собой блокнот. Он помнил то утро, когда перевод сложился. Он разбудил Ванду и прочел его. Ванда кивала в такт ритму.

– Ну, как?

– Очень красиво.

Его охватило раздражение, и он уже пожалел, что прочел ей перевод. Она испугалась. Сказала тихо:

– Я правда говорю…

– Правда говорю… Что ты понимаешь!

Она согласно кивнула.

Был порыв почитать перевод Черенцову, но он тут же устыдился своего порыва. Даже непонятно, как ему такое могло прийти в голову. Сама мысль вызывала брезгливость. Это все равно что попросить, чтобы тебя унизили.

В дальнейшем он так и писал в стол, и постепенно сама потребность кому-то показывать исчезла. Был автор, и был он, и им было достаточно друг друга. И, копаясь в чужой душе, он все чаще чувствовал, что имеет на то позволение. Сам автор его туда пустил.

Как-то открывая входную дверь, он услышал голос Ванды, доносящийся из спальни. Она с кем-то говорила по мобильнику, и голос у нее был взволнованный. Сева прислушался.

– Деньги будут во вторник… А сегодня не могу… Нет, не надо ему говорить! Я обещаю. Во вторник точно.