Клоун Шалимар - Салман Рушди Страница 57

Америка не знала, как ей быть с Индией. Линдон Джонсон настолько благоволил к пакистанскому диктатору фельдмаршалу Мохаммеду Аюб-хану, что даже готов был закрыть глаза на крепнущую дружбу Пакистана с Китаем. «Законная жена может позволить себе простить мужу один-другой загул», — сказал он Аюб-хану во время визита диктатора в Вашингтон. Аюб расхохотался: ну разумеется, в роли законной жены пребывает Америка, в этом у господина президента не должно быть никаких сомнений!

После чего он вернулся к себе и установил с Китаем еще более тесные контакты. Д. Раск меж тем вообще не пытался скрыть своей неприязни к Индии. Это был период, когда девальвация рупии и продовольственный кризис поставили Индию в унизительное положение — в полную зависимость от американских поставок. Эти поставки постоянно задерживались, и посол Индии в США Б. К. Неру был вынужден высказать Раску свое недовольство. «Почему вы пытаетесь уморить нас голодом?» — прямо спросил он и получил такой же прямой ответ. Суть его состояла в том, что Индия закупала вооружение у Советского Союза. Перед отъездом в Индию Макс был вызван в резиденцию Раска, где ему пришлось выслушать длинную тираду явно антииндийской направленности: Раск не только высказался против позиции Индии в кашмирском вопросе, но и подверг резкой критике включение в состав Республики Индия Хайдарабада и Гоа, а также поддержку некоторыми ее лидерами Северного Вьетнама.

— С этим господином Хо Ши Мином мы находимся в состоянии войны, так что уж будьте любезны, дорогой профессор, доступно объяснить тем, кто у власти в Индии, что на друга нашего врага мы не можем смотреть с одобрением, — сказал Раск.

Максу вспомнились эти слова после того эпизода на приеме, когда сам Радхакришнан сочувственно пожал ему руку, и он сказал Маргарет:

— Боюсь, моя популярность долго не продлится. Если я буду плясать под дудку Раска, они скоро начнут швырять в меня камнями.

Когда он выразил намерение немедленно посетить Кашмир, министр внутренних дел Гузарилал Нанда сразу стал горячо возражать: риск слишком велик, и его безопасность окажется под угрозой. И тут, впервые в жизни, Макс Офалс прибег к своему авторитету посла — представителя великой державы, Соединенных Штатов Америки. «Природа сильной власти такова, что обладающий ею не нуждается в том, чтобы упоминать о ней открыто, — напишет он позже в своей книге „Человек власти“. — Этот факт присутствует априори в сознании каждого, с кем он имеет дело. Таким образом, власть действует подспудно, а обладающий властью может вполне искренне утверждать, что воспользовался ею».

Уже через несколько часов возражения Нанды были сняты вмешательством премьер-министра Шастри, и кашмирскому визиту дали зеленый свет.

Пять дней спустя Макс Офалс в теплой шинели, пуленепробиваемом жилете, в фуражке и с меховыми нашлепками на ушах стоял на так называемой линии прекращения огня, впоследствии известной как «линия контроля». Вся прошлая жизнь вдруг представилась ему пустой и бессмысленной. Особняк в родном Страсбурге, коттедж в Жергови, полуподвал на Порчестер-Террас, Нью-Хемпшир с экономическим саммитом, его апартаменты на Риверсайд-драйв и даже Рузвельт-Хаус — его плоско-извилистая резиденция в дипломатическом районе Дели на Чанакьяпури, недавно отстроенная вызывавшим восхищение одних и насмешки других Эдвардом Даррелом Стоуном, — все это моментально исчезло. На какое-то мгновение Макс позабыл обо всех своих прошлых «я»: талантливый экономист, юрист, специалист в области международных отношений, искусный фальсификатор документов, пилот-ас, беженец-еврей, популярный писатель; он даже выскользнул из личины американского посла, наделенного безграничной властью. Он остался наедине с самим собою — нагой карлик пред ликом вздымавшихся Гималаев; он стоял, онемевший и сознающий свое бессилие перед размерами кризиса в виде двух армий, застывших по обе стороны бикфордова шнура — разделявшей их линии контроля. Затем собственная история вернулась к нему в знакомом обличье — история его родного города и бесчисленные перемещения франко-немецкой границы, хлеставшие по жизням его сограждан. Он прошел долгий путь, но ушел, похоже, не так уж и далеко. «Есть ли еще на земле два столь несхожих меж собой места? — спросил он себя. — Есть ли еще два более схожих?» Несмотря на внешние различия, главным, определяющим фактором на деле оказывалась природа самого человека. И Максу пришла в голову странная мысль: одна вихляющая пограничная линия сделала его тем, кем он стал. Что, если другой, перед которой он теперь стоит, суждено все в нем переделать на иной лад? Что, если он теперь оказался в другой такой же зыбкой, сумеречной зоне, с тем чтобы прежнее его «я» перестало существовать?

Министр иностранных дел Сваран Сингх тронул его за руку:

— Достаточно. Стоять долго на одном месте здесь небезопасно.

Макс Офалс до конца жизни будет помнить тот момент, когда масштабы и характер кашмирского конфликта повергли его, человека западного мира, в полную растерянность, и свою потребность как можно скорее прикрыться, словно шалью, собственным опытом военных лет. Что им руководило — стремление понять или желание скрыть от самого себя свою беспомощность? Отыскивая похожесть в столь непохожем, хотел ли он прояснить ситуацию или снять с себя ответственность за то, что оказался неспособен в ней разобраться? Макс так и не нашел для себя ответа на этот вопрос. Но вопрос был чертовски трудным.

Он принялся искать себе союзников в Вашингтоне и нескольких нашел. Среди этих немногих оказались советник по делам государственной безопасности Макджордж Банди, Уолт Уитмен Ростоу и человек, ставший послом в Индии после скандальной отставки Макса, — Честер Боулз. Банди обнаружил, что отношения Аюб-хана с китайским руководством были «значительно более тесными», чем утверждали обе стороны, и настойчиво убеждал Линдона Джонсона в том, что Индия, будучи самой крупной и потенциально самой влиятельной из некоммунистических азиатских стран, имеет огромную ценность и что из-за военной помощи США Пакистану в размере семисот миллионов долларов эта сокровищница, возможно, будет для Америки потеряна. Ростоу был того же мнения: Пакистан водит Америку за нос, меж тем как для Соединенных Штатов Индия куда важнее. Что касается Боулза, то он уверял Джонсона, что именно нежелание Штатов снабжать Индию вооружением толкнуло покойного Джавахарлала Неру, а вслед за ним и Лалбахадура Шастри в объятия русских. Джонсон продолжал упорствовать и в результате высказался в том смысле, что следует прекратить оказание военной помощи обеим странам. Тем не менее вашингтонские сторонники Макса Офалса поручили ему немедля, прямо «на горячей сковородке» (имея в виду линию контроля) обсудить возможность поставки Индии того, в чем она больше всего нуждалась, — сверхзвуковых самолетов, причем в большом количестве и на выгодных для нее условиях. И вот, расположившись среди подушек на ковре в шале Дачхигама, Максимилиан Офалс, он же Летающий Еврей, спасший от немцев знаменитый самолет Бугатти, в перерывах между номерами, которые разыгрывали для него мастера труппы бханд патхер из Пачхигама, потягивал вино, обменивался шутливыми репликами с министром иностранных дел Индии и нашептывал ему в самое ухо, каким образом можно было бы оформить сделку о поставках скоростных самолетов. Затем на сцене появилась Бунньи Каул Номан, и тут Максу стало ясно как день: то главное, что сулит ему индийская земля, не будет иметь никакого отношения ни к политике, ни к дипломатии высшего уровня, ни к сделке по вопросам вооружений, зато будет иметь самое прямое отношение к потребностям плоти.