Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Генри Воллам Мортон Страница 56

Сначала мне показалось, что бар оборудовали в помещении бывшего церковного склепа. В полутемной длинной пещере со сводчатыми потолками стояли пивные бочки, возле них сидели люди с кружками. Вдоль всего подвала тянулась стойка бара, а в дальнем углу размещался неутомимый электрический орган, который одну за другой исторгал из себя модные мелодии. Все вместе представляло собой странное, даже с некоторым оттенком кощунства зрелище. Тем более неожиданное, что посетители бара были не какими-то легкомысленными французиками, а вполне серьезными и солидными глостерширскими фермерами. Нет, к подобному безобразию я оказался совершенно не готов!

Тем не менее я занял свободное место возле бочки и окинул любопытным взглядом мрачноватый зал. В одном углу я заметил кабинку исповедальни, в другом стояла чаша со святой водой! Да уж, думаю, в Англии немного подобных баров.

— Говорят, раньше этот подвал был частью подземного хода, построенного для удобства пилигримов, — сообщил мне бармен. — Чтобы облегчить им дорогу от постоялого двора до храма. Но некоторые утверждают, будто столетия назад это помещение находилось на уровне улицы…

— Мне полпинты, — потребовал один из посетителей.

Музыкальный аппарат захрипел, застрекотал — похоже, собирался с силами, чтобы завести новую мелодию.

Гостиничный двор тонул в темноте. Свет горел только на галерее, отбрасывая тени на плитняк, которым был вымощен двор, и обрисовывая контур массивного бруса на каменных ступеньках. Я поднялся наверх и привычно склонился над перилами. Мне хотелось задержаться на мгновение и еще раз окинуть взором двор, являвшийся свидетелем шестисотлетней истории странствий.

Современный Глостер притих, стушевался и, казалось, уступил место воспоминаниям о седой старине. Над городом плыл колокольный звон, а в квадрате ночного неба над маленьким двориком начали проступать первые неяркие звезды.

2

Херефордшир — это стоящие среди высокой травы фруктовые деревья с выбеленными известью стволами; это воздух, напоенный острыми запахами нагретой летней земли; это сборщики фруктов, которые трудятся в садах; это мужчины и женщины, работающие в полях и на лугах за живыми изгородями. Они сгребают вилами и забрасывают на стога золотисто-желтое сено. Между делом они жадно осушают кружки с желтым элем и бледно-золотистым сидром, потому что работа, которой они занимаются, вышибает нот и порождает великую жажду. Долина реки Уай с ее сочной зеленью являет собой прелестные декорации для неповторимого, сугубо английского пейзажа: бархатно-черные коровы стоят по берегам ручьев и речушек и лениво обмахиваются хвостами…

Херефордшир, Глостершир и Вустершир — три брата, три прекрасных принца Англии, и я, право, не знаю, кто из них мне милее…

День был в самом разгаре, когда я остановился в Россе.

Я поднялся наверх и там, укрывшись в тени вязов, посаженных «человеком из Росса», бросил взгляд вниз — на изгиб реки и зеленую равнину, которая начиналась за этой рекой и в своей спокойной и полной величия красоте простиралась до самых гор Уэльса. Вот оно, подумал я… Это одна из самых прекрасных панорам, какие мне довелось наблюдать. Веселая, раскрасневшаяся детвора шумно плескалась в водах реки Уай, а на мелководье, в тени раскидистых ив стояли все те же коровы, меланхолично пережевывавшие свою жвачку.

Херефорд…

Чистый, аккуратный, пахнущий фруктами городок, радующий взгляд безоблачным небом и своими фахверковыми домами. Я пересек реку по мосту Уайбридж и сразу же наткнулся на городской собор. Невозможно не залюбоваться этим сложенным из красного песчаника зданием, его центральной башней, окутанной золотым облачком. Если Глостерский собор поражает своим величием, то его херефордский собрат очаровывает какой-то особой — серьезной и торжественной — красотой. Глостерский неф отчасти подавляет, заставляя почувствовать собственную ничтожность перед лицом великого архитектурного чуда. В богато украшенном норманнском нефе Херефордского собора взгляд зрителя устремляется к великолепному восточному окну и там застывает в восхищении.

В тот миг, когда я зашел внутрь собора, прихожане исполняли гимн. В огромном здании было всего девятнадцать человек. Позже я узнал: они ежедневно приходят в пустую церковь и поют гимны. Слушая их, я позабыл о своих неотложных делах. Весь мир перестал для меня существовать — остались лишь эти высокие, бесполые голоса, которые доносились откуда-то сверху, как мне показалось, с точки над алтарем. Но трудно судить: я не видел ничего, кроме голубых и розовых пятен на каменном полу — они рождались из солнечных лучей, пропущенных через оконные витражи. Надо сказать, что херефордский орган — лучший из всех, какие я когда-либо слышал (может быть, за исключением вестминстерского). Он является, так сказать, голосом собора, и в этом качестве воздействует непосредственно на душу. Стоя под высокими сводами и слушая, как звуки органа стелются по боковым приделам храма, я чувствовал, что весь мир с его проблемами оказался за пределами реальности.

Гимн закончился, и участники хора в белых одеждах покинули церковь…

Главным сокровищем Херефорда является «Маппа Мунди» — нарисованная на огромном куске пергамента карта мира, которая хранится в южном трансепте собора. Эта диковинная версия географической карты (насколько мне известно, одна из первых попыток зарисовать нашу Землю) была составлена монахом в тринадцатом веке и отражает средневековые представления об устройстве мира. Распахнув тяжелые дубовые двери, я прошел внутрь трансепта, чтобы собственными глазами взглянуть на знаменитую карту. Земля на ней изображалась как круглый плоский объект с Иерусалимом в центре. Это нормально: точно так же греки располагали в центре обитаемого мира Дельфы, персы — крепость Кангха, а арабы — Арин (Удд-жайн, «Купол Земли»). Вот что сказано в Книге пророка Иезекииля: «Так говорит Господь Бог: это Иерусалим! Я поставил его среди народов, и вокруг него — земли» [44]. А теперь заглянем в латинскую Библию. Стих двенадцатый семьдесят четвертого псалма гласит: «Спасение пребывает в центре земли». Англия изображена в левом нижнем углу — маленькая страна со множеством соборов. Должно быть, мир в Средние века казался огромной сказочной страной, полной всяческих чудес. Никогда не забуду фразу Г. К. Честертона — кажется, из «Краткой истории Англии» (между прочим, исторической книги без единой даты). «Средние века, — писал Честертон, — были полны того, что мир обожествляет в детях, поскольку позже, во взрослом состоянии, все это исчезает, выдавленное силой жизненных обстоятельств. Они были наполнены — подобно скромным останкам примитивных искусств — тем, что мы видим из окна своей детской».

Солнце уже садилось, когда я добрался до Вустерского собора.

Здесь на клиросе, ногами к алтарю, лежит король Иоанн — человек, которого едва ли кто в Англии помянет добрым словом. И тем не менее Судьба — капризная дама с весьма своеобразным чувством юмора. Странные шутки она порой играет с людьми, сохраняя в веках память о злодеях и заставляя начисто забыть праведников! Перед смертью король Иоанн повелел, чтобы его похоронили между двумя вустерскими святыми — Освальдом и Вульфстаном. И что же? Могилы этих двух великих мужей были разрушены, их прах исчез. А кости нечестивца Иоанна так и лежат в гробу с рельефным изображением короля на крышке. Этот скульптурный портрет, выполненный в 1216 году, представляет собой отменную работу: Иоанн изображен в парадном одеянии и с короной на голове. В первоначальном варианте изображение было раскрашенным, но в 1874 году ведомство, ответственное за содержание королевских гробниц, совершило ужасную ошибку: в ходе реставрации гроб Иоанна целиком позолотили, и, краски, соответственно, пропали.