Четвертый звонок - Марианна Гончарова Страница 56

Ах, друзья мои, какое же в мире разнообразие людей-человеков! Удивляет это, восхищает, дает пищу для размышлений. Например…

Человек-чайник. Нет, не тот, что, безнадежно задумавшись, застывает перед монитором. Настоящий… Сидит, нормальный такой, а потом как закипит, как загудит, как плюнет кипятком во все стороны… Потом остывает медленно, и опять тихий. Потрогаешь его бочок, а он спокойный стоит, холодный, обиженный…

Человек-шлагбаум тоже. Ужасно коварный тип. Все делает, казалось бы, по закону. Когда надо, закрывает, когда надо, открывает. Туда — нельзя, оттуда — тоже. Стоит в своих нарукавниках сатиновых. Нет-нет, я фигурально… нарукавники, они ведь и на очень дорогих костюмах видны, и на военной форме, и вообще на ком попало. Это такой символ, понимаете?.. Ну вот, иногда бывает, этот шлагбаум вдруг заскучает и думает: что такое — никто его не ценит, никто не дает ему похвальную грамоту за верную службу, на него, такого красивого и полосатого, девушки не смотрят, никто с ним не считается вообще. И жизнь, блестя лаковыми крыльями, мчится по совсем другой дороге. Где его шлагбаума, нет…

Среди моих знакомых есть человек-торт. И если у шлагбаума чувствуется полосатая прямота и нарукавники, то у этого — бант! Огромный розовый бант на шее. Недавно один вышел на трибуну — и ну выступать. Велеречивый такой. Торт с кремом. В жутких розочках — а как же. Дорогие избиратели… — обращался он маслено, цыкая на звуке «т». Получалось «Дорогие избирацели…». Каждое слово было тщательно выпечено, глазурью покрыто. Речь его была — сироп. Сладкий сахарный густой сиропный сироп, вылитый на торт с марципанами. Ну а в конце он ее — эту речь свою — еще и обещаниями припудрил…

Есть человек-овца. Временами покорная, временами упрямая человек-овца, которая, окончив вуз, возмущенно закатывая глаза, исправляет собеседника, когда тот говорит, например, слово «невропатолог». У нее, у овцы, пунктик.

— НеРВопатолог! — кричит овца писклявым, обиженным голоском. — От слова «НеРВы»! — поучает овца. И собеседник уходит в недоумении, как это… Как это может такое быть? Чтоб овца эта (или этот) окончила вуз, факультет биологии, и вдруг неРВопатолог… С ума ведь сойти можно, как и чему ее (его) научили в том биологическом институте, эту (этого) овцу.

Есть человек-работа. То есть он на работе — вол. Надёжа, опора. Просто, если надо, сам узкоколейку проложит. Если скажут — за шесть дней, он уложится в четыре. И не сметь звонить ему на работу! Даже если ты уже умер, даже если ты уже на том свете, даже с того света нельзя звонить. Он в ответ рычит, не сметь беспокоить его. И отключается. Но зато домой приходит и ложится. Плоско-плоско. И так лежит. Может неделю лежать. Две. Год. Если нет работы на работе. Работа дома не считается. Это не работа. Кто ж ее видит? Вот. Это вот главное. Работа, по мнению человека-работы, должна быть видна. Человекработа.

Есть человек-ненастье. Где-то я читала или слышала про певицу, которой необходимо было перед выходом на сцену испортить кому-нибудь настроение. А люди, что с ней давно работали, эту привычку ее знали и прятались. И новеньким говорили: прячься, вон идет… Народная артистка… И тогда она, подобрав длинную, пышную, шитую золотом юбку, ногой пинала и лупила что придется, мебель, стены. «Понаставили тут!» — верещала и шипела. Выла как ветер. Искры, как молнии, швыряла во все стороны. И потом с улыбкой сияющей, развернув руки как крылья, выходила к зрителями, мол, а вот и я!

Есть еще знакомые, прекрасные люди: человек-сад, человек-одеяло, человек-праздник. С ними рядом так себя и чувствуешь. Как в саду. В тепле и уюте. Или как будто у тебя праздник. И наоборот, есть человек-хамство. Брат двоюродный человека-ненастье. Выходит из дому, как на охоту. Ждет, кто заденет. А если не заденет, он сам найдет, к чему придраться. И уж нахамит всласть, взбодрится типа, а еще очки, а еще шляпу, интеллигент, понимаешь!..

Ну и обычные, часто встречающиеся люди: человек-зависть, человек «я-всегда-прав», опять же часто попадается, смешной такой, обычно толстенький, уютный, обычно с усами, бывает, и бороденочку какую отрастит…

Типчик с короткими ножками, шмыгает носом — человек-Мировое Зло. Милый такой обычно. С первого взгляда. Жалко его сперва… Штаники все время поддергивает прям до подмышек… Не дай Бох, короче!

Ну а уж если из близких знакомых взять, у нас приятель есть, Фима-«выйди-из-воды» называется. Почему так? Детская травма, да. Он жалуется, что слышит скрипучий голос своего дедушки даже во сне. Больше всего на свете Фима хотел научиться плавать. Но семья прикрепила к Фиме дедушку на предмет охраны и безопасности, и тот повсюду ездил и ходил с Фимой — на море, на речку, в бассейн…

— Фима!

— А…

— Выйди из воды.

— Иду.

Дедушка постарел, дедушка устал, но задача, которую перед ним однажды поставила семья… Он уже не мог следить, где там Фима плещется, но на всякий случай, завидев на горизонте внука Фиму, сидя ли в кресле, лежа ли на диване с газетой, проходя мимо Фиминой комнаты, где тот играл в морской бой на компьютере, он приказывал:

— Фима!

— А…

— Выйди из воды.

— Иду, — машинально соглашался привыкший Фима.

Друзья даже шутили над ним, и где-то на ночной рыбалке, когда Фима задремал, кто-то из них позвал скрипучим голосом:

— Фима!

— А… — ответил сонный Фима.

— Выйди из воды!

— Иду, деда! — и, сладко чмокнув губами, опять захрапел.

К слову о рыбалке. Тут наконец в нашем сюжете всплывает еще одно, чуть ли не главное действующее лицо, человек-«когда-выпьюполководец». Уникальный. Редкостный. Зовут Гриша. Совсем нетипичный представитель их — мужчин — вида.

Вообще-то как раз рыбалка и свела таких разных людей — Фиму-«выйди-из-воды» и Гришу-«когда-выпью-полководца». Бывает, что такие разные люди как раз и становятся близкими друзьями. А потому что рыбалка, бильярд, баня и напиток водка — вообще очень сплачивающие вещи. Я бы даже сказала, цементирующие.