Жмых. Роман - Наталья Елизарова Страница 52

Солдафону в офицерских погонах, размахивающему пистолетом перед моим носом, я сдержанно ответила, что никого не прячу. Он недоверчиво хмыкнул. Я почувствовала себя задетой за живое: ещё совсем недавно сомневаться в правдивости слов белой сеньоры было непринято. Словно прочитав мои мысли, полицейский снизошёл до ноток извинения в голосе: «В стране введён чрезвычайный режим, госпожа Антонелли… Всё из-за проклятых левых!»… Если бы Ламберти не переманил капатасов на свою сторону, что, фактически, оставило мои владения без вооружённой охраны, я бы просто попросила этого молодчика убраться, а так ничего не оставалось, как самой предложить ему обыскать фазенду. При этом, правда, я выдвинула непререкаемое условие — подёнщики, которых я привела с собой из сельвы, не должны подвергнуться аресту. «Готова засвидетельствовать под любой присягой, что лично ручаюсь за каждого из них, — заявила я. — Среди этих людей нет преступников, слово сеньоры!». «Если я правильно вас понял, госпожа Антонелли, за тех менсу, которые были не с вами, вы поручиться не можете?» — многозначительно произнёс офицер. Я задумалась: прятаться на фазенде могли лишь те, кто стрелял в меня, а если так, то этих головорезов сам бог велел пустить в расход. И потому утвердительно кивнула: «Совершенно верно»… И всё-таки я просчиталась.

Увидев, кого схватили солдаты, я поняла, что совершила непоправимую ошибку: это были совсем не те, кто пытался меня убить.

Пришлось выдержать поистине душераздирающую сцену, когда арестовывали сыновей Лукаша. На них, как на главных подозреваемых в смерти старого сеньора Ламберти и зачинщиков всех произошедших на территории Сантос беспорядков указал Кассио Альварес… До сих пор в ушах стоят вопли, которыми разразилась подружка одного из парней: «Не трогайте его, негодяи!.. Куда вы его тащите?.. Клянусь Мадонной, он ни в чём не виноват!.. Жозиас, любовь моя! Что они хотят с тобой сделать?!.».

…Братьев нашли в сарае. Старший был ранен. «Вот почему, когда все сбежали в сельву, конюх оставался в посёлке», — мелькнуло в голове.

Молодым людям скрутили руки длинными верёвками, концы которых привязали к сёдлам. Когда наездники, стегнув лошадей, тронулись в путь, несчастные были вынуждены, сбивая ноги, бежать за ними вприпрыжку.

Старик и девушка со стенаниями кинулись к начальнику полицейского отряда. Я бы очень удивилась, если бы он внял их мольбам. Но, как и следовало ожидать, офицер лишь с досадой отмахнулся от просителей… И тогда они бросились ко мне. «Что же это делается, сеньора?! Честных людей без суда и следствия уводят среди бела дня! Да что же это за порядки такие?!» — кричала женщина. «Заступитесь за моих бедных мальчиков, нинья Джованна!.. Мои Жозиас и Карло — ну какие они преступники!.. Что же теперь с ними будет?..» — всхлипывал Лукаш. Не в силах выдержать его умоляющего взгляда, я отвела глаза… Они, обнявшись, ещё долго причитали на дороге, глядя вслед уходящему конвою, — обезумевший от горя старик-отец и брошенная невеста.

Ламберти крутился тут же. От меня не укрылся торжествующий взгляд, который он бросил на плачущую женщину… Такой страсти в глазах мужчины я не видела уже очень давно! Похоже, этот взгляд заметила и она. Слёзы тотчас высохли в её глазах.

— Всё ты, мерзкий выползень! Сын ослицы и павиана, всё ты! — завопила женщина. — Чтоб на тебя напала проказа! Чтоб тебя скрутила болотная чума! Пусть вороны выклюют твои глаза, а муравьи сожрут твою печень! Пусть твои сыновья сдохнут на паперти, а дочери — на панели! Чтоб ты жил хуже шелудивой собаки! Чтоб твоим домом была куча навоза, подлый ты, бесчестный человек!.. Я с тобой ещё поквитаюсь! Я ещё выцарапаю твои бесстыжие глаза!..

На все эти оскорбления и проклятия Отавио Ламберти ответил кривой усмешкой. Не похоже, чтобы он разозлился. Зато Кассио взбешён был не на шутку. Подскочив к женщине, он замахнулся на неё рукоятью хлыста:

— Поговори у меня, тварь!.. Я тебе все зубы выбью!

— Оставь её! — коротко приказал сеньор Ламберти.

Видя, как дрожит плеть в стиснутом кулаке Альвареса, как выступают капли пота на его побелевшем лице, я с ужасом ожидала удара. Но безрассудная девица и не подумала угомониться.

— Ну, давай, давай, скотина! Ударь меня! — закричала она. — Покажи, какой ты сильный!

— Не нарывайся! Пожалеешь… — процедил Альварес.

— Я сказал, оставь её! — рявкнул сеньор Ламберти.

Альварес, скрипя зубами, подчинился. Девушка, вскинув голову, победоносно улыбнулась. А я бы на её месте, видя такую лютую ненависть в глазах капатаса, поостереглась: непобеждённый, но униженный враг — самый опасный.

Потоптавшись возле нас ещё минуты две, Ламберти с капатасами умчались прочь.

— Кто эта девушка? — спросила я у Лукаша. — Никогда не видела её раньше…

— Бьянка, — ответил конюх. — Она работала раньше на фазенде покойного дона Аугусто, а потом Жозиас забрал её оттуда и она стала жить с нами… Бедные мои Жозиас и Карло! Теперь их наверняка повесят… Я же говорил, нинья Джованна: увидеть синюю молнию — к большому несчастью!..

…Бьянка Маседо. То, что мне удалось разузнать о ней, попахивало уличным балаганом на венецианской площади…

Никто не знал, откуда она родом. Историю своей жизни эта девица рассказывала всякий раз на новый лад: одним говорила, что в Бразилию приехала вместе с родителями из Сицилии, но потом они умерли и оставили её, одинокую, несчастную, без сентаво за душой; другим — что её похитили из отчего дома бандиты и продали в наложницы важному господину, то ли какому-то торговцу, то ли судье; третьим — что она дочь вождя индейского племени… То, что легенды были одна нелепей другой, девушку не смущало: она даже не пыталась, чтобы в глазах слушателей они выглядели правдоподобными — будто сказки на ночь малым детям рассказывала.

…Она отличалась от других подёнщиц, привыкших опускать глаза, едва услышав грубый окрик. Своенравная и непокорная, точно дикая кошка, она была из тех женщин, от которых мужчины сходу теряли голову. В округе её прозвали «дьявольским наваждением». Слава о её красоте гремела по всему Эспириту-Санту.

Не устоял перед её чарами и покойный Аугусто Ламберти. Не знаю, чем привлёк строптивую красавицу сын моего конюха, после ареста которого она ходила чернее тучи — кроме рваной рубахи и залатанных штанов у парня не было ничего, но будь её воля, она без труда могла бы стать сеньорой.

Рассказывали, что старый дон Аугусто, объезжая окрестности, впервые увидел её у ручья, когда она стирала, стоя на широком плоском камне. Негромко напевая, молодая женщина полоскала бельё и не замечала, как из-за деревьев на её крепкую, налитую грудь, выпиравшую из глубокого выреза холщовой рубахи, пялится незнакомец. Уронив какую-то тряпку, женщина подобрала юбку, засунув край подола за кушак и обнажив до бёдер стройные ноги, и медленно побрела по воде босыми ногами, пока не отыскала запутавшуюся меж камешков вещицу, подняв её, неспешно и тщательно отжала. И тут её глаза встретились с глазами дона Аугусто. «Эй, ты! — крикнул сеньор Ламберти. — Получишь три рейса, если разденешься». Но Бьянка лишь презрительно расхохоталась: «Ишь, пёс старый, чего захотел!».