Хрупкая душа - Джоди Пиколт Страница 52

— Лейтенант О’Киф, — начал он, и начал очень гладко, как будто между словами для него не было зазоров, как будто он был собеседнику другом, — вы ведь верите в справедливость?

— Поэтому я и стал полицейским, — с гордостью ответил Шон.

— Как вы считаете, справедливости можно добиться в суде?

— Конечно. В нашей стране так и происходит.

— Вы считаете себя склочником?

— Нет.

— Стало быть, у вас были веские причины на то, чтобы судиться с компанией «Форд Моторз» в две тысячи третьем году?

Я изумленно уставилась на Шона.

— Вы судились с «Форд Моторз»?

Шон сердито нахмурился.

— При чем тут моя дочь?

— Вы получили от них денежную компенсацию, не так ли? Двадцать тысяч долларов. — Он зашуршал бумагами в своей кожаной папке. — Вы не могли бы объяснить суть своих притязаний?

— Я целыми днями сидел в патрульной машине, и у меня развилась грыжа спинного диска. Их автомобили подходят только манекенам для аварийных испытаний, а не живым людям.

Я закрыла глаза и подумала, как было бы чудесно, если бы хоть один из моих клиентов говорил мне правду.

— Вернемся к Уиллоу, — продолжил Гай. — Сколько часов в сутки вы с ней проводите?

— Около двенадцати.

— И сколько часов из этих двенадцати она спит?

— Ну, не знаю. Восемь, если всё хорошо.

— А если не всё? Сколько раз за ночь вам приходится вставать?

— По-разному. Раз-два.

— Значит, если отбросить то время, которое нужно ей для сна, и то, когда вы пытаетесь уложить ее в постель, останется около четырех-пяти часов в день. Я не ошибся в расчетах?

— Вроде бы нет.

— И чем вы обычно занимаетесь в это время?

— Играем на приставке. Она вечно обыгрывает меня в «Супер-Марио». Или в карты… — Он слегка покраснел. — Ей особенно хорошо дается покер. Пятикарточный стад.

— Какая у нее любимая передача? — спросил Гай.

— На этой неделе — «Лиззи Макгвайер».

— Любимый цвет?

— Пурпурный.

— Какую она любит музыку?

— Ханну Монтану и братьев Йонас, — ответил Шон.

Я вспомнила, как мы с мамой сидели на диване и смотрели «Шоу Косби». Каждый вечер мы готовили в микроволновке целую миску попкорна и съедали всё подчистую. После того как Кеша Найт Паллиам состарилась и ее заменила Рейвен-Симон, шоу стало уже не то. Если бы меня воспитывала биологическая мать, в какие цвета было бы окрашено мое детство? Смотрели бы мы запоем мыльные оперы, документальные программы по «Пи-би-эс», сериал «Династия»?

— Насколько я знаю, сейчас Уиллоу ходит в детский сад.

— Да, два месяца назад пошла.

— Ей там нравится?

— Иногда бывает тяжеловато, но вроде бы нравится.

— Никто не станет спорить, что Уиллоу — ребенок с ограниченными возможностями, — сказал Гай, — но ведь эти ограниченные возможности не ограничивают ее образование, верно?

— Верно.

— И не мешают ей наслаждаться жизнью с родителями и сестрой?

— Совершенно не мешают.

— Вы, как отец Уиллоу, наверное, могли бы даже сказать, что обеспечили ей насыщенную, полноценную жизнь, я прав?

«О нет», — подумала я.

Шон приосанился, исполнившись гордости за себя.

— Еще бы!

— Тогда почему, — и тут Гай нанес смертельный удар, — вы говорите, что лучше ей было не рождаться на свет?

Слова его изрешетили Шона, как пули. Он дернулся вперед, упершись ладонями в стол.

— Не нужно говорить за меня. Это не мои слова, а ваши.

— Да нет, мистер О’Киф, как раз ваши. — Гай вытащил из папки копию искового заявления и подал его Шону. — Вот здесь они напечатаны.

— Нет. — Шон крепко стиснул челюсти.

— На этом документе стоит ваша подпись.

— Послушайте: я люблю свою дочь…

— Любите свою дочь, — повторил за ним Гай. — Так сильно любите, что желаете смерти.

Шон схватил заявление и скомкал его в руке.

— Всё, с меня хватит! Мне это не нужно и никогда не было нужно.

— Шон…

Шарлотта, привстав, схватила его за руку, и он резко обернулся к ней.

— Как ты можешь говорить, что мы не причиним Уиллоу вреда? — Слова, казалось, разрывали ему горло.

— Она знает, что это лишь слова, Шон. Слова, которые ничего не значат. Она знает, что мы ее любим. Знает, что только поэтому мы сюда и пришли.

— Знаешь что, Шарлотта? Вот это — тоже лишь слова.

И он решительным шагом вышел из конференц-зала.

Проводив его взглядом, Шарлотта уставилась на меня.

— Мне… мне нужно выйти, — пробормотала она.

Я встала, не зная, что делать: последовать за ней или остаться разбираться с Букером. Пайпер Рис смотрела в пол. Стук каблуков Шарлотты, бегущей по коридору, напоминал пистолетные выстрелы.

— Марин, — сказал Гай, откидываясь на спинку кресла, — не думаете же вы, что у вас на руках обоснованные притязания?

Я почувствовала, как между лопаток пробежала тоненькая струйка пота.

— Я знаю одно, — сказала я с напускной уверенностью в голосе. — Вы только что воочию убедились, что эта болезнь разрушила целую семью. Думаю, присяжные это тоже заметят.

Собрав свои бумаги и подхватив портфель, я вышла в коридор с высоко поднятой головой, как будто и впрямь верила в то, что сказала. И только в кабинке лифта, за закрывшимися дверьми, я зажмурилась и признала правоту Гая Букера.

Зазвонил мобильный.

Я чертыхнулась, вытерла набежавшие слезы и полезла в портфель. Отвечать на звонок мне совсем не хотелось: это была или Шарлотта, пожелавшая извиниться за самый громкий провал в моей карьере, или Роберт Рамирез, пожелавший меня уволить, поскольку слухами земля полнится. Однако номер на экране не высветился. Я прокашлялась и сказала «алло».

— Марин Гейтс?

— Да.

Створки лифта разъехались. В конце коридора Шарлотта упрашивала о чем-то Шона, но тот лишь мотал головой.

На миг я забыла, что говорю по телефону.

— Это Мэйси Донован, — откликнулся далекий голос. — Я работаю в…

— Я помню вас, — нетерпеливо оборвала я.

— Мисс Гейтс, — продолжила она, — у меня есть настоящий адрес вашей матери.