Умереть в раю - Гера Фотич Страница 51

Василию понравился этот лысый сердцеед, выучивший пару русских слов. От него шла доброта и непосредственность, которую Василий испытывал при общении с Данилой. Быть может, отсутствие возможности понимать речь заставляет людей сильнее чувствовать друг друга, воспринимать на уровне подсознания.

Постепенно успокоившись, они некоторое время сидели бок о бок. Анибал первым пришел в себя. С улыбкой глядя на Василия, ловко вынул из-под своего матраса коробку с шахматами и слегка потряс ими. Внутри — приглушённый стук деревяшек.

Василий кивнул и отодвинулся, освобождая место для доски. За игрой время пролетело незаметно. Еще раз проехала туда обратно металлическая дверь камеры и скоро прозвучала команда надзирателей. Анибал жестами показал, что пора на ужин и осторожно встал с койки, чтобы не задеть доску. Василий, кряхтя, тоже стал подниматься, опираясь руками на край постели.

— Деда, си! — сказал Анибал, вставая и поддерживая его за локоть.

— Ничего-ничего, — отозвался Василий, но от помощи не отказался.

Немного постояв, переминаясь с ноги на ногу, он размял кулаком ягодицу и двинулся в путь. На лестнице Анибал взял его под левое предплечье. Так они спустились вдвоём и прошли за столик. Анибал показал жестом, чтобы Василий сидел и умчался на раздачу. Вернулся с двумя подносами.

Почувствовав на себе взгляд, Василий обернулся и заметил светлокожего Никиту. Но тот сделал вид, что смотрит мимо, а затем уткнулся в тарелку.

На ужин дали вареные бобы в соусе и кусок хлеба с сыром. Василий снова ощутил голод и с удовольствием проглотил непривычную пищу. Анибал ел лениво, выбирая из еды какие-то крошки и откладывая их на край тарелки. Под конец взял свою коробочку с соком и поставил перед «Дедой».

— Ну, уж этого не надо, — назидательно отозвался Василий. Отодвинул сок. Хотя он в охотку повторил бы ужин ещё раз.

Анибал не стал настаивать, сок забрал с собой. Подносы с грязной посудой отнёс сам. Вернувшись, снова взял «Деду» под левое предплечье и как раненого повёл в камеру.

В шахматы Анибал играл профессионально. Выигрывал одну партию за другой. Как ученика нежно гладил Василия по голове, что-то приговаривал на своем языке. Повторял: «Деда… деда».

— Каннибал! — отзывался на издевательскую ласку Василий, в шутку насупившись. — Ка-ни-бал! Он повторял это слово каждый раз, как только противник в очередной раз съедал его фигуру.

В ответ на это Анибал щурил и без того свои узкие глаза и коротко хихикал, рифмуя:

— Анибал — каннибал! Деда — финал! Деда — финал! Они не заметили, как пролетело время. Что творилось в зале — их не интересовало.

Снова закрылись и открылись двери камеры. Игру прекратили только, когда уже приглушили свет, и на шахматном поле едва улавливались очертания фигур. Двери оставались запертыми всю ночь.

…Утренний холод заставил Василия вспомнить, что он ещё жив, и разочароваться в скорых обещанных угрозах негра — великана. Он плотнее укутался в тонкое шерстяное одеяло и ещё немного подремал. Ровно в шесть утра решетчатая металлическая дверь со щелчком отъехала в сторону. Вставать не хотелось, надо было умыться и спускаться на завтрак. Анибал тоже замерз и лежал, закрутившись в одеяло. Глядя на него, Василий снова вспомнил Данилу. Как разворачивал его, выкидывая на кровать, словно сосиску из теста.

После заправки постелей Василий увидел, что весь пол усеян серо-коричневой крошкой, похожей на мышиный помет. С удивлением наклонился. Взял в руки. Это были шерстяные катыши, выпавшие из одеяла. Увидев удивление соседа, Анибал засмеялся и, приподняв одной рукой край одеяла, второй слегка хлопнул по нему — облако шерстяной пыли и комочков повисло в воздухе, медленно оседая вниз.

— Вот тебе и Америка, — сказал Василий, — наверно, одеяла ещё со времен войны с индейцами! Захваченные попоны?

— Америка деда, Америка каннибал, — улыбаясь, кивал головой лысый сердцеед.

Спустившись по лестнице, Василий увидел маленького толстого полицейского. Тот ходил вдоль красной линии, и, подгоняя заключенных взмахами руки, что-то говорил. Постоянно жал резиновое кольцо экспандера то левой, то правой ладонью. Тыльной стороной освободившейся руки, периодически вытирал испарину со лба. Ему было жарко.

Василий вспомнил вчерашние слова хохла — Никиты. Завтрак прошел быстро. Гуляющих по кругу заключенных заметно прибавилось. Народ потянулся в спортзал, где можно было подкачаться на тренажёрах — согреться для игры за столом, чтения газеты, просмотра телевизора.

Анибал сопровождал Василия, как оруженосец. Пару раз он отлучался, чтобы сбегать в спортзал, а вернувшись, тянул Василия в камеру на партийку шахмат. Сидеть на постели в закрытом помещении казалось теплее, чем в продуваемом зале на стуле.

Около одиннадцати в камеру зашел толстый полицейский. Огляделся, осматривая порядок и стараясь отдышаться. Затем что-то сказал и поманил Василия за собой. Инстинктивно Деда посмотрел на своего сокамерника. Тот явно всё понял, и чуть улыбнувшись, подбадривая, кивнул.

Вместе с полицейским Василий спустился вниз и прошёл в дальний угол. Там к стене на уровне пояса крепились четыре монитора. Со стороны зала их защищало толстое стекло. Под каждым — стоял стул, и висела телефонная трубка. Надзиратель указал Василию пальцем сесть перед одним из экранов.

На соседнем стуле расположился недавний вымогатель денег у Никиты, знакомый чернокожий великан. Василий с сарказмом подумал, не будут ли они сейчас сражаться в компьютерных играх.

Когда все стулья были заполнены, полицейский, пыхтя и продолжая сжимать в руках резинку, ушел на своё место. Неожиданно монитор перед негром засветился, и он, взяв белую телефонную трубку, быстро заговорил в нее. Краем глаза Василий заметил на соседнем экране улыбающуюся негритянку.

Тут же начал рябить монитор Василия, и… Он будто вновь оказался в России. На него смотрела дочь, а рядом, прижавшись к матери, стоял Данила. Только это не их комната с ковром и ангелочками, а некое помещение, похожее на школьный лингафонный кабинет.