О нем и о бабочках - Дмитрий Липскеров Страница 51

– Шутите?

– Зачем? – Я вытащил из нагрудного кармана пачку рублей и протянул Даше: – Вот, пожалуйста, пользуйтесь. Пройдем к вам домой, расписочку дадите, что все сполна получили.

Увидев в конверте деньги, девушка словно онемела, ее круглое плоское лицо стало похоже на только что испеченный блин, радостный и вкусный. Мы пришли в общежитие и выполнили оговоренные процедуры. Даша карандашиком нацарапала расписку и вернула мне оставшиеся доллары, хранившиеся под камнем. Некоторое время мне пришлось потратить на объяснение, что можно купить на такую огромную сумму. Я перечислил: вы можете снять квартиру в центре, ближайшие три года не экономить на питании, купить новые вещи для мальчика и для себя и иногда пользоваться такси.

Я оставил ее с открытым ртом, удивляющим множеством мелких зубов.

Она воспользовалась советом, сняла квартиру, но, конечно, не в центре, а однушку возле Беляево, купила новую одежду, но только для Иосифа, и уволилась из интерната – к огромному разочарованию директора Кошкина.

– Подохнешь, как кош… – он хотел сказать «кошка», но из суеверия поправился: – Сдохнешь, как собака под забором!

Больше половины денег Даша потратила на лучших врачей для Иосифа. Мальчика в течение года исследовали, выписывали новейшие препараты, собирали консилиумы, но к положительному результату это не привело, только к финансовым потерям. Иосиф пописал на стену кабинета самого главного невролога страны, и лечение было остановлено сейчас же. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит – олигофрения!

Ну что ж, рассудила Даша. Жили как-то – и дальше проживем, не тратясь на напрасные надежды. Она устроилась уборщицей подъездов в доме, в котором снимала квартиру, чтобы мальчик был всегда на глазах… Менялись времена, Иосиф превратился в ангельской внешности подростка, но, как и предупреждала Белла Юрьевна, гормоны принялись мучить молодого человека, взяв над ним верх одномоментно. Ему не хватало мозга, чтобы понять происходящее с телом, он часто бегал по квартире голым, с восставшей молодостью, крутил ее в разные стороны, ломал причиняющую муки штуку, пока та вдруг однажды не прыснула жидкостью, отчего пришло временное облегчение. С этого момента Иосиф почти все время тратил на рукоблудие, даже продолжал это интереснейшее занятие во время еды. Даша на него замахивалась полотенцем – но что могла сделать бедная женщина, только терпеть. Однажды она вышла из ванной в слегка распахнутом халате. Глаза Иосифа засверкали, лоб вспотел, несколькими извилинами он дошел, что вот оно – то, что ему было всегда необходимо, вот он – сладкий плод, совсем рядом. Подросток справился с матерью легко, да и находившаяся в совершенном смятении Даша защищалась вяло. В ее голове проскользнула мысль о порочной связи матери и сына… Он уже был в ней, когда она пришла к выводу, что мать любым способом должна помогать больному страдающему ребенку. Тем более приемному. Она ничего не чувствовала физически, даже царапаний и укусов, так как за долгие годы и так к ним привыкла. А что там у нее между ног происходит, ей было совершенно не интересно… Теперь Иосиф по пять раз в день укладывал Дашу в постель, а в промежутках продолжал заниматься рукоблудием. Женщина даже извлекла пользу из животной ненасытности сына. Она теперь сопротивлялась, заставляя подростка подметать квартиру, мыть посуду, и только за труд приносила себя в награду.

Так продолжалось несколько месяцев. К радости Даши, Иосиф стал более спокойным, моменты агрессии пошли на убыль, а потом он назвал ее по имени – «Даша», чем поразил женщину. Конечно, до этого ему удавались простые слова, например «мам», «есть», «на горшочек»… И несложным было ее имя в произношении, просто произошло это впервые, а потом так и продолжалось – не «мам», а «Даша».

А где-то через год у нее пропали месячные. Она не обратила на это внимания, хотя живот набух, чем вызвал у Даши панику, так как за долгое время лечения ребенка она навидалась всяких болезней, в том числе и огромную опухоль в животе видела, правда у мужчины. Оставив Иосифа на сменную уборщицу, Даша понеслась в районную поликлинику, где принимал онколог, записалась на прием и с ужасом ожидала своего часа. Не за себя боялась, а за Иосифа, которому отпускала максимум год жизни, если она умрет и отправится в тот мир, в котором живут съеденные олени… Через неделю ее принял внешне равнодушный онколог, уложил на кушетку и несколько минут трогал ее надувшийся живот.

– Специализация не моя! – предупредил он. – Но по всей видимости, дорогая, вы беременны, и очень плотненько беременны.

– Как беременна?! – испугалась пациентка.

– Так, – ответил врач. – Гинеколог точнее объяснит.

После ухода женщины с лицом, похожим на прокисший блин, онколог долго жаловался медсестре на всеобщую сексуальную неграмотность населения, удивляясь, что женщины даже не знают, что такое спираль и противозачаточные пилюли, не говоря уж об изделии номер два.

– А что такое «изделие номер два»? – не поняла медсестра.

– Она ведь даже не понимает, что с ней! – всплеснул руками онколог. – Как же она будет воспитывать несчастное дитя?.. Изделие номер два – это гондон!

Выходя из поликлиники, Даша на все сто понимала, что внутри нее живет человечек. Она сама хорошо помнила, как жила в животе матери, как сладко в нем спалось, как тепло было в безбрежных водах материнского океана… Ей не нужен был какой-то гинеколог, чтобы понимать неизменную суть вещей. Ей, минуя мозг, преобразуясь в эмоции, все объясняла сама природа.

Вернувшись домой, Даша сообщила Иосифу, что носит в животе ребенка, братика или сестричку сына. Потом спохватилась и подумала, что отцом ее ребенка будет ее же сын. Сердце сжалось от ужаса, но тотчас пришла спасительная мысль, что Иосиф приемный, что по-человечьи ошибок нет и хоть бы все обошлось!

Лишь сменщица почуяла что-то неладное и кидала на животастую Дашу подозрительные взгляды. Как-то, не выдержав, взрываясь от любопытства, уборщица спросила напрямую:

– Снасильничал?

– Что?

– Сынок твой убогий?

Она не понимала, а потому опять спросила:

– Что?

– Сын тебя обрюхатил?! – почему-то разозлилась сменщица.

– А?.. Нет! – наконец поняла Даша. – Что ты такое говоришь!

– Кто же?

– Так это поэт Бродский! Его отпрыск во мне!

– Какой такой поэт?

– Обыкновенный. Нобелевский лауреат…

– А-а-а, – дошло до сменщицы. – Сиделец, что ли? Зэк?

– Ага, – соглашалась на все Даша.

– По переписке познакомились?

– Ага…

– Ну, известная история! Вышел, попользовался – и слинял, как переполненная маршрутка от лишнего пассажира!

– Так и было…

Потом женщины попеняли на тяжелую бабскую долю и разошлись каждая по своим делам. Даша трудилась на лестничных клетках, между тем живот рос, приближая все более многочисленными растяжками рождение ребенка, а Иосиф продолжал использовать мать для более-менее равновесного состояния разрушенного мозга.