Наша Рыбка - Робин Фокс Страница 50

– Так, – сказал я. – Начнем с того, что ты видела. Что именно ты видела, Марина?

Некоторое время она молчала. Потом растерянно улыбнулась, будто просто своим невероятным догадкам, но мне это показалось излишней театральностью.

– Игорь! Это так странно – то, что я видела! Но надеюсь, мне показалось.

– Нет, это вряд ли.

– То есть ты целовался с Петей? – Она странно скривила лицо.

– Ну… В общем, да. – Пришлось признаться.

– Как это понимать?

– Я не хочу, чтобы ты об этом думала. И еще больше я не хочу, чтобы кто-то об этом знал. Ты понимаешь, к чему я?

– Ты что – гей?

Мне хотелось обозвать ее дурой, но я сдержался.

– Марина, я тебе объясню. Нет, я не гей, это полное идиотство, что ты так сказала. А дело в том, что не только я встречаюсь с Ярославной, но и Петя тоже.

– То есть Ярославна встречается с вами обоими? – уточнила Марина, хмурясь с таким видом, будто я был каким-то кретином. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы переварить эту новость.

– Да, да, я же сказал.

– Круто, конечно. Но, слушай, я не поняла, почему ты-то целовался с Петей?

– А… А это, знаешь, очень сложно объяснить. Послушай, я не целуюсь с мужиками. Это было всего один раз – только что.

– Конечно, как говорится, один раз не…

– Прекрати!

– И это мой брат. – Марина вдруг остановилась. – Боже мой, Игорь, ведь это ты!

– И что?

– Да кто бы мог подумать про тебя такое? Ты читал такую книгу – называется «Мечтатели»? Вроде какой-то француз написал.

– Ну да, – буркнул я. – И фильм смотрел.

– Тогда скажи мне, что вы просто вдохновились сюжетом.

– Мы не рисуем друг на друге экскрементами, – сказал я, но Марина была непреклонна:

– Там еще один из героев в конце умирает.

– Его убили. У них там забастовка! – крикнул я ей вслед. – А у нас ни черта нет! Ты слышала? Ни черта у нас не происходит!

Да. Это все город, его скука, его сети и системы, гниль и грязь подворотен, трещины на стенах и бомжи в подъездах. Да, это деньги и статусы, престижные агентства, дорогая мебель, олигархи и тачки. А я как бы застрял между всем этим дерьмом. Это город сделал меня таким. Ясна с Петей тут ни при чем.

Я пошел обратно. Они сидели на том же месте. Их лица, повернутые друг к другу, разбивались на кусочки травинками и листьями, словно мозаика; я пытался всмотреться, посылал им мысленные сигналы, но они не оборачивались. На секунду закатное солнце вышло из-за деревьев, сверкнуло ярче, и Ясна с Петей исчезли. Какое-то время я видел лишь размытое темное пятно на их месте, потом солнечные лучи перестали меня слепить, и все вернулось на свои места. Ясна сидела перед Петей в расстегнутом сарафане, он сосредоточенно щупал ее грудь. Слишком сосредоточенно. Меня это насторожило. Оба они заметили меня лишь тогда, когда я подошел вплотную.

– Иди сюда, – сказал Петя, хмурясь. – Потрогай здесь.

Я приложил руку там, где он указал, слегка надавил пальцами и вдруг почувствовал что-то плотное. Инородное. Шарик. Так жутко, что аж скрутило кишки. Я нехотя поднял взгляд на Ясну.

– Мне нужно к врачу, – одними губами прошептала она, звука почти не было.

– Да, уедем сегодня же.

– Что это может быть? – спросил Петя. Он сделался бледно-зеленым. Я уже как-то замечал такую его бледность, ничего хорошего это не предвещало.

– Рак.

– Нет, Ясна, это может быть любая фигня! Почему сразу рак? – сказал я, но ужас, какой-то природный, первобытный, уже накрывал меня. – У моей старшей сестры как-то раз было что-то похожее, оказалось, просто вздулся лимфоузел.

– Скорее всего, это он. Я вам не рассказывала. – Голос ее дрогнул. Да что ж такое! Сколько у вас страшных тайн? У меня одного самая страшная тайна – это вы двое. – Рак преследует меня с детства. Два раза мне вырезали опухоль. В разном возрасте. Удалили там кучу всего, ну, вы знаете. С тех пор я постоянно сижу на таблетках. Говорили, что все закончилось, но я знаю, что это не так. Как будто чудовище живет внутри тебя и, притаившись, заставляет всех думать, будто оно исчезло. Понимаете? Но я-то чувствую, что оно там.

Чудовище не заберет тебя. Ведь так не бывает, что вот был человек и вот его нет, правда? Любимые останутся рядом навсегда. Нет? Нет, я знаю, конечно, что нет. Но это не про нас. Какая теплая земля… Трава прильнет к ней, нагретая осенним солнцем, и уснет. И исчезнет зимой. Трава просто испаряется на время и снова появляется в мае – зелененькая, молодая. В благоухающей клумбе, среди гортензий и астр разлагается трупик ласточки. Крохотная несчастная птица. Я поднимаю голову и вижу ее сидящей на проводе. Ее ли? Или там десятки других ласточек? Запах невыносимый… запах гортензий и смерти.

Мне нужно было быть сильным и хладнокровным. Не думать, – приказывал я себе. Не думать и собирать вещи. Не думать и вести машину. Остановиться на заправке, купить им обоим воды.

Полдороги Воронцов блевал. Господи, да он пережил побои родителей-алкоголиков, пережил отчима-извращенца. Но лишь одна мысль о болезни Ясны его уничтожила.

Так что там? Купить пакетов и салфеток. Взять в аптеке успокоительное и закинуть им обоим в рты. Не думать. Хоть кто-то из нас троих должен держать себя в руках.

Все будет хорошо. Все будет хорошо.