Тринадцать маленьких голубых конвертов - Морин Джонсон Страница 50

Здание «Джеррлин и Уайз» было немного больше, чем все другие строения вокруг, но ничем особенным не выделялось. Единственным указателем служила маленькая латунная табличка рядом с входной дверью. На пороге появился мужчина с пугающе идеальными светлыми волосами:

– Мисс Блэкстоун. Вы очень похожи на свою тетю. Пожалуйста, входите. Я Сесил Гейдж-Рэтбоун.

Костюм Сесила был такого же темно-серого цвета, как и карточка, которую они нашли на дверце шкафа. На манжетах его рубашки из очень дорогого хлопка ненавязчиво мерцали запонки. Было заметно, что его одежда сшита на заказ.

Если наряд Кита – зеленый килт Джиттери Гранда, черная рубашка и красный галстук – поразил Сесила, то он этого не показал. Представившись, он с неподдельным удовольствием пожал Киту руку, будто всю жизнь ждал знакомства с ним, а теперь, когда это произошло, испытал облегчение. Он аккуратно обнял Джинни за плечи и повел мимо антиквариата и людей, также одетых изысканно и дорого.

Сесил предложил им еду и напитки с длинного столика красного дерева, уставленного серебряными чашами и тарелками. Джинни ничего не хотелось, но Ричард попросил чашку кофе, а Кит – шампанское, клубнику, печенье и огромную порцию сливок. Сесил повел их по коридору. Огромные окна были занавешены тяжелыми плотными шторами. Повсюду стояли массивные кожаные кресла. Казалось, любой звук поглощался мягкими тканями и полумраком. Кит начал что-то говорить о Джеймсе Бонде и о том, как он счастлив находиться здесь, но его слова превратились в невнятное бормотание.

Гости остановились в конце коридора, у дверей зала, где сидели люди. Они тоже были в костюмах. Многие из них разговаривали по телефону.

Рядом с голубыми стульями и столами были сделаны розетки. Холсты, обрамленные простыми стеклянными рамками, выставили в передней части зала.

Проводив их к местам в углу зала, Сесил наклонился и тихо заговорил:

– Я думаю, что мы можем рассчитывать на хорошее предложение. Коллекцию навали «Картины „Харродса“». Всем нравится хорошая история.

Только сейчас, когда полотна развернули, Джинни поняла, что на них изображено. Она посмотрела на Ричарда, который медленно переводил взгляд от одной картины к другой.

Первые картины были яркими, четкими, полными энергии и похожими на карикатуры. Следующие были выполнены более резкими и четкими мазками, словно на скорую руку. Далее шли тусклые полотна, где пропорции практически не соблюдались. Последние картины были самыми красивыми и поразительными во всех отношениях. Нереальные, но изумительные рисунки, которые были выполнены яркими красками, линии были четкими. Эйфелева башня, разделенная на две части. Тучные и смешные лондонские красные автобусы и цветы, растущие на городских улицах.

– Она была больна, – тихо сказала Джинни.

– Эти работы – след ее болезни, и от этого они еще более уникальны, – осторожно произнес Сесил. – Но вы должны знать, что работы твоей тети начали привлекать внимание еще до ее болезни. Ее провозгласили наследницей Мари Адамс, которая была ее ярым сторонником. У нас есть несколько крупных покупателей, которые уже несколько месяцев ждут эти картины.

Мари Адамс… Странная леди. По тому, как Сесил слегка повысил голос, произнося ее имя, Джинни поняла, что Мари была важным человеком, по крайней мере для него.

– Так почему она не продала их? – спросила Джинни.

Сесил наклонился еще ниже:

– Вы должны знать: она прекрасно понимала, что стоимость коллекции возрастет после ее… смерти. Так устроен мир искусства. Она сознательно откладывала продажу.

– Пока… этого не произошло?

– Пока я не связался с вами. Да. Именно так мне показалось. Понимаю, это может показаться немного странным, но мы все подготовили. Вырученные средства будут переведены на ваш банковский счет, как только аукцион будет завершен… – Он взглянул на экран мобильного телефона: – Простите. Это из Японии.

Сесил отошел в другую часть зала, и Джинни впилась глазами в затылок мужчины, который сидел перед ней. У него было большое красное родимое пятно, которое не смог скрыть начес из нескольких сальных седых волосинок.

– Мы не обязаны это делать, – сказала Джинни. – Ведь так?

Ричард не ответил.

В зале было слишком тихо. Слишком спокойно по сравнению со всем тем хаосом, что творился у нее в голове. Джинни очень хотелось, чтобы Кит сострил, сказал что-нибудь про японцев или про нее саму, но он молчал.

Джинни сверлила взглядом пятно на голове мужчины. По форме оно напоминало штат Небраска.

– Хорошо. – Закончив разговор, Сесил вернулся к ним. – Вы готовы?

Джинни заметила, что Ричард старательно отводил взгляд от картин. Они причиняли ему боль.

– Думаю, да, – ответила Джинни.

Сесил занял место за стойкой в передней части зала. Никто и не думал откладывать телефоны; наоборот, те, кто до этого был без них, доставали аппараты из карманов. Кто-то открыл ноутбук. Сесил произнес официальное вступление и открыл торги с десяти тысяч фунтов.

Сначала ничего не происходило. А затем по залу раздалось тихое жужжание телефонов, и эту сумму несколько раз проговорили на разных языках. Но никто не объявил свою ставку и не поднял руку.

– Десять тысяч спереди, – сказал Сесил. – Спасибо.

– Где? – спросил Кит с набитым клубникой и сливками ртом.

– Кто даст двенадцать? – кричал Сесил. – Двенадцать. Спасибо, сэр. Поднимаем до пятнадцати тысяч.

Джинни не понимала, каким волшебным образом Сесил улавливал жесты, которые ей не удавалось увидеть.

– Пятнадцать тысяч от мужчины справа. Я слышу восемнадцать? Большое спасибо. Двадцать? Да, сэр. Очень хорошо. Кто даст тридцать?

Кит медленно опустил тарелку на колени и впился в подлокотники.

– Он обратился ко мне, когда принял ставку в двадцать тысяч? – прошептал он. – Я же ел. Ты думаешь, я?..

Джинни шикнула.

– Тридцать. Очень хорошо. Тридцать пять? Спасибо. Сорок? Сорок от мадам спереди…

Ричард не сводил глаз с программки, которая лежала у него на коленях. Нащупав его руку, Джинни сжала ее и не отпускала до тех пор, пока торги не закончились – на ставке семьдесят тысяч фунтов.