Рэт Скэбис и Святой Грааль - Кристофер Дейвс Страница 50

– Я как раз думал, кто его первым заметит, – сказал Генри. – Только эту штуковину лучше не трогать, – добавил он. Скэбис поднял глаза, но не убрал руки со столбика. – Я не шучу, – продолжал Гарри. – Это древняя магия. Если поднести к нему руку, можно почувствовать токи энергии. Но прикасаться к нему не стоит. Это опасно.

Несмотря на предупреждение, Скэбис отпустил столбик далеко не сразу. Он сказал Генри, что ему не хотелось его отпускать.

– Не знаю, что это было, но меня словно что-то держало Что бы ни представлял собой этот странный тотемный столб – обломок известняка, по словам Генри, окаменевший ствол дерева, по словам Джо, – опыт, проделанный Скэбисом вызвал явное неодобрение некоторых членов группы, и кто-то пробормотал, что «с такими вещами» не шутят. Когда Скэбис встал со скамейки, к столбику подошли сразу несколько человек. Всем хотелось почувствовать древнюю магию, так сказать, приобщиться. Я тоже поднес к нему руку – и опять ничего не почувствовал, как и у алтаря. Впрочем, меня это не удивило. Зная Скэбиса, я ни капельки не сомневался, что он просто дурачился со своим этим «что-то меня держало».

Народ уже потянулся к выходу, и перед тем как уйти, я решил заснять интерьер церкви на видеокамеру. Но когда я нацелился на алтарь, точно посередине картинки возник вертикальный столб ослепительно яркого света. Я отнял камеру от лица – столб света пропал; снова взглянул на алтарь через видоискатель – свет появился. Сперва я подумал, что это свечение солнца в окне преломляется в линзах таким хитрым образом, но окно, расположенное над алтарем, выходило на восток, а солнце было на юге. Я специально проверил: точно такой же эффект получался с любой стороны, напротив каждого из четырех окон.

– Ты бы линзы почистил, – сказал Скэбис, когда я показал ему, что получается на картинке. Он встал между камерой и окном, закрывая источник света. – Ну вот. Теперь твой загадочный луч должен исчезнуть.

По идее да. Должен. Но вопреки всякой логике, светящийся столб не исчез – разве что чуть потускнел. Я позвал Бельи, чтобы он глянул на это диво опытным глазом профессионального фотографа.

– Рэт прав. Это линзы. – Он махнул Скэбису рукой, чтобы тот подошел ближе. Скэбис остановился буквально в шаге от камеры. – Вот видишь, теперь Рэт стоит совсем близко, и луч исчез… Нет, не исчез… Странно. Так не бывает. Это неправильно.

– А что это, по-твоему?

– Не знаю. – Бельи пожал плечами, отдал мне камеру, и они со Скэбисом вышли из церкви.

Я остался один и присел на скамью. Мне самому было странно, что я не спешил уходить: сколько я себя помню, мне всегда было не очень уютно в церквях. Все соборы и церкви, в которых я побывал со Скэбисом в рамках программы «Все ищут Грааль», действовали на меня угнетающе. Но в Сен-Сальвере все было иначе, и чем дольше я там оставался, тем сильнее мне хотелось побыть там еще. Если бы меня ничто не подгоняло, я бы, наверное, просидел в этой церкви до вечера.

Мне давно уже не было так хорошо и спокойно. Но было и что-то еще, что-то странное, почти волшебное… Ощущение сопричастности чему-то такому, что нельзя описать словами. Можно только почувствовать. Как будто я вдруг подключился к источнику светлой энергии, питающей все мироздание. Я снова задумался о Граале, не о том самом Святом Граале, а е своем личном Святом Граале, и снова задался вопросом, насколько духовны мои устремления и насколько он свят, мой Грааль. В первый раз эти мысли пришли ко мне в церкви. Я человек глубоко антирелигиозный, и именно церкви и все с ними связанное отвращают меня от религии.

Я снова нацелил видеокамеру на окно над алтарем. Столб света по-прежнему присутствовал в видоискателе. Все это напоминало интерьер на картине религиозного содержания на тему божественного откровения, ниспосланного какому-нибудь святому, когда луч света падаете неба и омывает героя слепящим сиянием. Мне представилось на мгновение, что я и есть этот герой. Но лишь на мгновение. Ну какой из меня святой?! Веры во мне ни на грош. Да и откуда бы ей взяться при моем закоренелом цинизме? Меня самого иногда достает мой цинизм, и я понимаю, что это не самое лучшее отношение к жизни, но, как говорится, что есть, то есть, и от этого уже никуда не деться.

– Надо будет сегодня почистить линзы, – сказал я себе, убирая камеру в сумку.

В дверях возник Скэбис:

– Ты что, решил здесь поселиться? Все уже сели в автобус. Ждут только нас с тобой.

Я вышел из церкви. Скэбис курил, дожидаясь меня снаружи. Он сделал последнюю затяжку и затушил окурок о край металлической урны. День выдался теплым и солнечным, но мне почему-то казалось, что на улице под ярким солнцем было гораздо прохладнее, чем внутри, в каменной церкви. Полный бред. Так не бывает. Но в церкви действительно было теплее, чем снаружи.

– Да, я тоже почувствовал, – сказал Скэбис, когда я ему рассказал о своих ощущениях. – Такое всепроникающее тепло. Это место действительно особенное. И та штуковина в дальнем углу… очень странный объект. Что-то в нем было такое… Мне действительно не хотелось его отпускать. Как будто что-то меня держало.

– Но ведь ты придурялся, да? Как с алтарем?

– С алтарем придурялся. А с той штуковиной – нет. Меня действительно что-то держало. Я сам испугался. У меня до сих пор руки покалывает.

Я по-прежнему не знал, верить ему или нет. Но как только мы сели в автобус, я вдруг почувствовал жар в ладонях. Я приложил ладони к щекам – они были горячими. Причем только ладони. Пальцы и тыльные стороны кистей оставались нормальными. А еще через четверть часа у меня заболели все бугорки на ладонях, на обеих руках. Эта тупая, ноющая боль прошла только под вечер.

Ключ в замке сен-сальверской церкви – это был впечатляющий фокус, даже если его появление объяснялось не действием неких мистических потусторонних сил, а простым телефонным звонком. Видимо, Генри заранее предупредил смотрителя церкви, что мы приедем, и тот оставил ключ в двери. Но даже обширные связи Линкольна, у которого были знакомые во всех деревушках вокруг Ренн-ле-Шато, не помогли нам проникнуть в церковь Ренн-ле-Бэна. Церковь была закрыта, причем закрыта наглухо, при полной бесперспективности поисков ключа – точно так же, как в те разы, когда мы со Скэбисом и Бельи пытались попасть туда в нашу первую поездку в Лангедок в начале лета.

Впрочем, Генри не сильно расстроился и повел нас на кладбище, где тоже было немало любопытного. К примеру, могила Жана Вье, который служил приходским священником в Ренн-ле-Бэне с 1840-го по 1872 год, то есть до самой смерти. Дата смерти на надгробии Жана Вье выглядит так: «1 er 7bre 1872».

– Обратите внимание, – сказал Генри, – дата рождения стоит вверху, потом идет имя, а потом – дата смерти. Прочитать можно «Жан Вье, один, семь» или «Жан Вье, семнадцать». Некоторые предлагают читать имя с фамилией в одно слово, и тогда «Jean Vie 17» можно интерпретировать как «Janvier 17», то есть «17 января». Версия вполне даже правдоподобная. – Генри пожал плечами. – Если вам хочется в это верить.

Чем больше я слушал Генри Линкольна, тем сильнее поражался его познаниям во всем, что касается тайны Ренн-ле-Шато. Хотя, с другой стороны, ничего удивительного в этом не было: человек, посвятивший больше половины жизни тщательному изучению какого-то вопроса, просто обязан знать свой предмет до мельчайших подробностей. При этом Генри всегда избегал категоричных суждений и часто использовал фразы типа «существует теория» или «по мнению некоторых специалистов». Он любил повторять: «Если факт не является очевидным и доказуемым, не верьте ни единому слову», – и позволял себе высказать утверждение, что дважды два – это четыре, только в том случае, когда сам был уверен, что у тех фактов, которые он излагает, имеются неопровержимые доказательства (как, например, в случае с «сакральной геометрией», которая ему представлялась вполне доказуемой и очевидной). Но, даже будучи на сто процентов уверенным в своей правоте, он непременно вставлял в предложение слово «видимо». Потому что он знал, что среди людей, живо интересующихся Ренн-ле-Шато, есть немало таких, кто готов бить себя в грудь и доказывать с пеной у рта, что дважды два будет пять, или шесть, или семь. Или семнадцать.