Мужская тетрадь - Татьяна Москвина Страница 50

– Многие не понимают, до какой степени это уникальное явление – наш традиционный русский психологический театр, такого нигде в мире не было, ни в одной театральной системе от актера не требовалось, чтоб он переживал вместе со своим персонажем!

ВУЛЬФ: Да, это великая ценность, но борьба идет именно с ней. Притом, что во всем мире интересуются только этим в русском театре! «Авангарда» своего везде хватает – а вот психологического театра нет нигде. Недавно в Париже прошли гастроли «Современника», который благоразумно повез туда не «Голую пионерку», а два старых спектакля – «Крутой маршрут» и «Вишневый сад». Было что-то невероятное, был переаншлаг, люди спрашивали лишние билеты. А Париж город тяжелый, Париж просто так не возьмешь. Я не говорю о сегодняшнем качестве этих спектаклей, я говорю о том, что они принадлежат к психологическому театру, и это вызывает огромный интерес на Западе, как и спектакли Льва Додина, Петра Фоменко. В этом наша сила, наша слава всегда была – в реалистическом психологическом искусстве. А сегодня я открываю афишу, думаю – куда пойти… И не нахожу куда.

– Ну, есть пока уголки, мы же с вами знаем – к Фоменко, в Театр Маяковского, к Арцыбашеву, в Малый театр…

ВУЛЬФ: А были-то не уголки! Я сейчас могу достать театральные программки 50-60-х годов, когда хотелось пойти в каждый театр, и это длилось десятилетиями!

– Что же случилось?

ВУЛЬФ: Во-первых, с того момента, как возникла новая Россия, началась коммерциализация. Во-вторых, принципиально изменилась жизнь. Сегодня есть большие возможности для того, чтобы пользоваться жизнью, – магазины полны, всюду рестораны, открыта граница. Люди уже привыкли к этому, но ведь ничего этого не было.

– Так сто лет назад, в начале ХХ века, тоже все было – и магазины, и рестораны, и возможность путешествий, а театры были и процветали, как и все искусства.

ВУЛЬФ: Нет, нельзя сопоставлять. То были другие люди, другая среда, другой интеллектуальный и образовательный уровень. Сегодня властвует массовая культура. Балом правят необразованные и полуобразованные люди. Круг интеллигенции стал очень узким, да и в нем так много желающих стать «современными людьми». Прямо жажда такая у всех быть «современными». Я никого не призываю идти назад, назад идти нельзя, да и невозможно. Идти надо только вперед. Но это не значит, что следует бесконечно понижать умственный и нравственный уровень культуры. Я, например, как не включу телевизор, что это мне так везет, думаю? Обязательно камера, тюрьма, зона, тупые лица, надзиратели, и это уже такой штамп, клише – тюремная тематика, как и бесконечные проститутки на экране. Иногда я покупаю желтые газеты, просто чтоб быть в курсе масскульта, – вот, читаю, как молодая женщина с энтузиазмом рассказывает, как якобы Марат Сафин предложил ей переспать втроем. Все это смакуется. И это уже не вульгарность, не пошлятина, это – насаждение очень дурных правил поведения.

– Кто же их насаждает, эти дурные правила поведения? Кто этот невидимый «доктор Франкенштейн»?

ВУЛЬФ: Доктора Франкенштейна зовут очень просто: коммерция. Деньги. Газеты готовы на что угодно, чтоб их покупали.

– И люди нарочно притворяются более дурными и развращенными, чем они есть на самом деле. Они почему-то считают, что деньги нельзя заработать нормальным путем, надо падать в ноги к диаволу, валяться в грязи, опускаться в бездны порока. Очень романтическая позиция. Получается, мы так и не стали нормальными трезвыми коммерсантами, а стали какими-то странными «падшими ангелами».

ВУЛЬФ: Понимаете, коммерциализация есть во всем мире и в каждой стране происходит множество разнообразных историй. Я прочел недавно книгу о принцессе Диане «Королевский долг» – ее написал охранник, любовницей которого она была. Неописуемое количество грязи, и это существует в Англии, это существует во всем мире. Помню, как в Италии одна высокопоставленная дама, восхищаясь нашим балетом, сказала, что «этого у нас давным-давно нет, все кончено, властвует коммерция и дурной вкус». Это явление массовое, общее, планетарное, но мы раньше как-то отличались. Сохраняли свою культурную площадку, свой маленький «остров сокровищ». И вот – перестали сохранять.

– Я что-то не вижу никакой стратегии, оформленной программы по сохранению, развитию, защите культуры. Напротив, идет постоянная трансляция невежества, радиация антикультуры. Как защититься от этого?

ВУЛЬФ: В таких вопросах исключительно важна позиция государства. А ведь у нас положение с Министерством культуры тоже какое-то непонятное. Есть министр культуры Соколов, интеллигентный человек, явно не государственного масштаба, музыкант, но у него нет денег и нет возможностей. А есть руководитель Федерального агентства по культуре Швыдкой, и у него возможности есть. Он способный, образованный человек, и он может иногда проявить себя серьезно. Например, он прекрасно выступил на вечере памяти Олега Ефремова, говорил лучше всех. Он может! Но смотреть его телепрограммы я не могу, потому что он все время улыбается, все время ерничает и все время кому-то подмигивает. И такое ощущение, что он подмигивает всей культуре! Все время играет с ней в какие-то жмурки. А он как раз реальный человек и может оказать помощь.

– Кому-то своему, конечно, может – но где же осознанная программа?

ВУЛЬФ: Швыдкой приветливо машет мне рукой, обещает немедленно позвонить и не звонит никогда, потому что понимает – со мной разговор будет серьезный. А любой серьезный разговор ему не нужен, он осложняет жизнь. А он привык жить иначе, он – «современный человек» и потому живет в другом стиле и темпе. Прибежать, везде что-то сказать, отметиться и убежать. Иногда я вижу его усталое лицо, когда он засыпает во время спектаклей в своей ложе, и хочется сказать артистам – да не орите вы так, дайте человеку отдохнуть… Изначально это разделение – на «министерство» и «федеральное агентство» – было нелепым, бредовым!

– Такой кошмарный дворец из фильмов ужасов, где ничего непонятно.

ВУЛЬФ: В этом дворце ужасов есть свои «горные короли». Всеми искусствами, к примеру, управляет Майя Кобахидзе, она по должности начальник управления искусств. Очень милая женщина и очень важная дама. Ее дочь Нелли Кобахидзе, кстати, теперь танцует в Большом театре, в большом количестве.

– Талантливая девушка?

ВУЛЬФ: Не будем употреблять такие острые выражения. Когда-то Майя Кобахидзе была горячей поклонницей балетмейстера Юрия Григоровича. Летом Григорович, который теперь работает в Краснодаре, привозил своего «Ивана Грозного», и, конечно, нашей важной дамы, бывшей горячей поклонницы, на спектакле не было. Зачем ей теперь Григорович? Для чего? Он ей в данный момент не нужен. Это одно из самых страшных заболеваний времени. Это настоящая бацилла – потребительское отношение к человеку. Я нужен тебе, ты нужен мне, и это все. А если такой моментальной взаимной нужности нет, тогда дайте мне ножницы и я разрежу эту связь. Потому что тратить время на человека просто так, без конкретной выгоды – какой смысл?

– Распад человеческих связей?