Как я стал идиотом - Мартен Паж Страница 5

— Ладно, идет, — сказал Леонар, погладив бороду. — Согласен преподать тебе высокую науку пьянства. Но я строг и заставлю тебя попотеть. Тебя ждет долгое ученичество, почти аскеза.

— Спасибо, огромное спасибо, — воскликнул Антуан, пожимая сухую шершавую руку благородного хроника.

Леонар щелкнул пальцами, подзывая бармена, который читал «Паризьен» возле кассы, на другом конце стойки:

— Роже, бочковое для мальчика.

Хозяин поставил перед Антуаном кружку.

— Спасибо. Начнем с малого. Это пятиградусное пиво, оно проскочит легко, надо для начала приучить молодую печень. Алкоголиками не становятся, киряя раз в неделю по субботам, тут нужно упорство и постоянство. Пить регулярно, не обязательно что-то крепкое, но с надлежащей серьезностью и прилежанием. Большинство людей спиваются бессистемно, хлещут виски, водку в огромных количествах, так что им делается худо, потом оклемываются и снова пьют. Я считаю, Антуан, что это кретинизм. Кретинизм и любительщина! Есть куда более совершенные способы приобрести зависимость — с помощью искусного сочетания применяемых доз и градуса.

Антуан смотрел на огромную кружку пива, увенчанного белой шапкой пены: сквозь него все казалось золотистым. Леонар снял кепку и напялил на Антуана.

— Пей давай, не бойся, это не водка.

— Залпом? — робко спросил Антуан. — Или маленькими глоточками?

— Это уж тебе решать. Если вкус понравится и ты не хочешь забалдеть слишком быстро, пей по чуть-чуть, наслаждайся. А если покажется, что гадость, давай залпом.

Понюхав золотистую жидкость и испачкав нос в пене, Антуан немного отхлебнул. От первого глотка его скривило, но он продолжал пить.

Через пять минут к бару подкатила «скорая». Двое санитаров вбежали внутрь и вынесли на носилках бесчувственного Антуана в состоянии алкогольной комы. Его кружка на стойке была пуста лишь наполовину.

* * *

Короче, спиться не получилось. Идиосинкразия к чудодейственному лекарству от жизни вынуждала искать другое, и Антуан решил покончить с собой. Пьянство воплощало для него последнюю надежду быть членом общества, самоубийство — последний способ быть причастным миру. Великие люди, которыми он восхищался, нашли в себе мужество сами назначить час своей смерти: его любимая Вирджиния Вулф, обожаемый Сенека, Хемингуэй, Ги Дебор [4], Катон Утический, Сильвия Плат, Демосфен, Клеопатра, Лафарг…

Что еще делать, когда жизнь превратилась в сплошную пытку? Ему больше не доставляло удовольствия смотреть, как занимается день, тоска и досада наполняли каждый миг его существования, отравляя даже то немногое, что еще оставалось в нем приятного. Не ощущая себя вполне живым, он не боялся смерти. Его даже радовала перспектива обрести в собственной гибели единственное действительно неопровержимое доказательство, что он побывал на этом свете. Чудовищное качество пищи, которой его кормили с тех пор, как он попал в больницу, окончательно убедило его положить конец земным страданиям.

Антуана доставили в реанимацию больницы «Питье-Сальпетриер», несмотря на наличие в его бумажнике ламинированной карточки, где было черным по белому написано, что он жертвует свои органы на медицинские нужды в случае мозговой смерти и при любом раскладе предпочитает сдохнуть под забором, нежели лечиться в «Питье-Сальпетриер». Дело в том, что именно в этой больнице был особенно велик риск столкнуться нос к носу с дядей Жозефом и тетей Мирандой. У Антуана был мягкий, уживчивый нрав, но их он не переносил совершенно, впрочем, их не переносил никто. Не то чтобы встреча с ними грозила какой-то реальной опасностью, нет, но они имели свойство без конца жаловаться, кричать и устраивать невесть что из-за любого пустяка. Пообщавшись с ними, несколько милейших буддистов вступили в военизированную милицию. Каждая поездка дяди Жозефа и тети Миранды за границу приводила к дипломатическим инцидентам. Им был запрещен въезд в Израиль, Швейцарию, Нидерланды, Японию и Соединенные Штаты. ИРА, ЭТА и «Хезболлах» выпустили специальные коммюнике, оповестив мировую общественность о том, что в случае появления на контролируемой ими территории этих двоих они будут немедленно казнены. Официальные власти соответствующих государств не сделали никаких заявлений, из коих следовало бы, что они собираются этому воспрепятствовать. Быть может, когда-нибудь военные найдут способ использовать разрушительный потенциал этой парочки, если ядерное оружие окажется недостаточно эффективным. Дядя Жозеф и тетя Миранда уже много лет подряд жили в больнице, меняя только отделение и этаж — по мере появления новых болезней, порождаемых их злобной ипохондрией. Они кочевали из урологии в аллергологию, из ангиологии в гастроэнтерологию с заездами в отоларингологию, стоматологию, дерматологию, эндокринологию… Так они путешествовали по корпусам и палатам, как по неизвестным странам, упорно избегая двух областей медицины, от которых действительно могла бы быть польза и им, и человечеству, — психиатрии и патанатомии.

Тщетно молил Антуан медсестер вычеркнуть его имя из больничных списков, чтобы избежать неотвратимого явления тети и дяди. Решение покончить с собой пришло, когда он, уже слегка оправившись и сидя на койке, пытался есть из баночки яблочное пюре с комками.

Друзья Антуана — Ганджа, Шарлотта, Асли и Родольф — пришли его навестить. Ганджа, бывший соученик по биофаку, сама доброта и тишайший человек в мире, уже много лет неутомимо лечил Антуана от хандры, готовя ему отвары из каких-то загадочных трав, скрашивавшие их вечера. Они играли в шахматы несколько раз в неделю на верхотуре в обсерватории Сорбонны или просто шлялись по улицам и болтали. Антуан понятия не имел, чем Ганджа занимается, а тот старательно обходил эту тему, но денег у него было полно и часто именно он платил за совместные трапезы. Шарлотта, бывшая соседка Антуана, работала переводчицей в каком-то издательстве. Она страстно мечтала родить ребенка, но, будучи лесбиянкой, ни за что не хотела зачать его естественным способом. Поэтому подруга-врач периодически устраивала ей искусственное осеменение. Чтобы повысить шансы забеременеть, после каждой такой процедуры Антуан водил ее на Тронную ярмарку или в луна-парк и часами катал на аттракционах. Это был не вполне научный метод, но Шарлотта считала, что тряска и сила вращения помогут строптивым сперматозоидам попасть куда надо. Родольф, коллега по факультету и вечный противник в спорах, был на два года старше Антуана и вел спецкурс по философии под интригующим названием «Кант, или Абсолют мысли». Законченный продукт университетской системы, он мог рассчитывать года через два на штатную должность, через семь стать профессором и умереть всеми забытым лет через шестьдесят, оставив научные труды, которые окажут влияние на многие поколения мышей. Объединяло и сближало Антуана и Родольфа то, что они никогда и ни в чем не были друг с другом согласны. Их последний спор касался мышления. Родольф, верный раб науки, утверждал, что чистый акт мышления совершается просто по его, Родольфа, воле, всемогущей и абсолютно свободной. Антуан хихикал и напоминал о случайностях, о самых разных обстоятельствах, влияющих на всякого человека. Но Родольф явно полагал, что философ не мокнет под дождем, поливающим простых смертных. Словом, Антуан воплощал сомнение, а Родольф