Путь хунвейбина - Дмитрий Жвания Страница 5

Футбол, хоккей - фанатизм для меня был движением молодежного протеста, вызовом благопристойной публике, власти. Это сейчас футбольная и хоккейная истерия нагнетается массовой культурой, везде продается атрибутика клубов. А мы были гонимыми ребятами, изгоями, криминальными элементами, за которыми следил специальный отдел МВД. Я совершил около 30 выездов за «Зенит» и СКА, благодаря чему познакомился со страной, с жизнью в других городах. И, конечно же, будучи выездным фэном, я стал настоящим уличным бойцом, приобрел навыки, которые мне не раз пригодились в жизни.

Может быть, это только мой бред…

Потом была армия, и было мне не до анархизма. Я вернулся из вооруженных сил, когда начинала разгораться перестройка. В обществе произошли мизерные изменения, но это была уже совсем другая страна, чем два года назад. Во Дворце молодежи давали концерты рок-группы. «Красное на черном! День встает - смотри, как пятится ночь!» - пел молодой Костя Кинчев. Красное на черном… Цвета анархии. Эта песня стала гимном протестующей молодежи. «Я - красный пастырь! Я - красный волк! Дрессировке не поддаюсь!» - пел Юра Шевчук. «Где наш взмыленный конь? Кто украл наш огонь?!» - вопрошал Рикошет - лидер панк-группы «Объект насмешек». И дальше предупреждал: «Новое время - мы пришли в самый раз. Это время для тех, кто еще не погас. Мы хотим только «здесь». Но не завтра - сейчас. Мы - революция! Это эпоха для нас!». Альбом «Телевизора» «Отечество иллюзий» произвел фурор. Впервые песни с него группа исполнила на V рок-фестивале. Зал стонал от оргазма… Я это прекрасно помню. Ибо сам стонал вместе со всеми.

С приятелями мы перепечатывали на машинке тексты песен ДДТ, «Алисы», «Объекта насмешек», «Телевизора» и раздавали их как листовки. Мы думали, что скоро произойдет «последняя революция», которая установит на земле царство свободы. Но ветер перемен частенько доносил гнилостные запахи застоя. Лидер «Телевизора» Михаил Борзыкин оказался прав: «они» все врут, рыба гниет с головы. Все «папы» - фашисты!

Летом 1987 года я поступил на факультет истории и обществоведения питерского педагогического института. Первое, что я сделал, когда поступил в институт - заказал в фундаментальной библиотеке книги Бакунина и Кропоткина. Книги, то, как они выглядели, произвели на меня неизгладимое впечатление. «Государственность и анархия», «Бог и государство», «Речи бунтовщика», «Хлеб и Воля»… Желтые потрепанные страницы, издание «Освобожденная мысль» 1906 год, издание Федерации анархистов коммунистов 1918 год. Я представлял, как эти книги 80-70 лет назад читали настоящие революционеры, может быть, те самые матросы, которые изображены в фильме «20 декабря», и вот теперь их читаю я. От книг веяло замечательной героической легендой.

Бакунинские диалектические тексты я воспринимал с трудом. Старик вдавался в абстрактные рассуждения об уничтожении идеи Бога, ругал немцев за государственные добродетели, восхвалял романские и славянские народы за бунтарский дух. Зато позитивист Кропоткин был прост и понятен: «Как только революция сломит силу, поддерживающую современный порядок, нашей первой обязанностью будет немедленное осуществление коммунизма. Но наш коммунизм не есть коммунизм фаланстера или коммунизм немецких теоретиков-государственников. Это коммунизм анархический, коммунизм без правительства, коммунизм свободных людей». «Выходит, я - анархист-коммунист!» - заключил я.

Надо, чтобы книги Кропоткина прочитали все, надо их размножить, эта мысль не давала мне покоя. Но как размножить? Выхода на ксерокс нет, печатной машинки нет, а если бы и была, я не умел печать. И я стал переписывать книги.

Как-то осенью у нас дома остановился родственник из Сенаки, человек с менталитетом типичного советского грузина: главное – карьера, связи, материальное благополучие и простые земные радости. Однажды он застал меня за переписыванием «Хлеба и Воли». Он взял книгу в руки и прочел надпись на обложке: «Издание Федерации анархистов-коммунистов». «Димка, зачем нужна тебе эта анархия?» - в последнем слове он сделал ударение на предпоследний слог, посмотрел на меня как на сумасшедшего и пробурчал что-то по-мегрельски.

Зачем мне нужна была эта анархИя? Без анархИи мне было уже жить неинтересно. Я погрузился в тот мир, мир 70-летней давности, где жил Кропоткин и его последователи. Да и первородная идеология перестройки звучала вполне революционно. Советские историки с энтузиазмом заполняли белые пятна на полотне истории. Обществоведы и философы «перечитывали заново» ленинские труды. Горбачевский лозунг «Революция продолжается!» очень напоминал слоган красного парижского мая «Lutte continue!» («Борьба продолжается!»). Даже перестроечная эстетика была своеобразным римейком революционного футуризма. Так, накануне празднования семидесятой годовщины Октябрьской революции Невский проспект расцветили плакатами в стиле «Окон РОСТА» Владимира Маяковского. «Молодежь! Перестройка - это ваша революция!» (вместо банального «Слава советской молодежи!») доносил во время ноябрьской демонстрации казенный голос из репродуктора.

Увлечение анархизмом помножилось на увлечение поэзией футуризма, и это был взрывоопасный коктейль. Я познакомился с ребятами из кружка альтернативной молодежи (на жаргоне того времени - неформальной), который по средам собирался в ДК Пищевиков. Мы разговаривали на политические и исторические темы, а также читали друг другу стихи и рассказы собственного сочинения. Я утверждал, что поэма Владимира Маяковского «Облако в штанах» - истинный гимн анархии и революции. Сам я писал стихи типа: «У тех, у кого слабые нервы/ Пускай с ними будет припадок/ Испугались? Жирные стервы!/ Анархия - вот порядок!». И далее в том же духе. Время от времени наш кружок устраивали выставки. Мой приятель-художник рисовал к моим поэтическим творениям иллюстрации, получалось нечто вроде «Окон РОСТА». Этой экспозиции я дал название «Люмпен-пролеткульт». Анархуша – ласково звали меня неформальные девочки с факультета литературы. Но, несмотря на трепетное отношение ко мне, становиться анархистками они не спешили

Я не был бы анархистом-футуристом, если бы не любил эпатировать обывателей. Я отрастил волосы, ходил в гимнастерке образца первой мировой войны, в длинном черном пальто, на груди – значок с фото Джона Леннона. На семинарах по философии и истории высказывал самые радикальные мысли: предлагал сослать бюрократию в трудовые исправительные коммуны, закрыть академические учреждения культуры…

Но я хотел не только читать, писать стихи, переписывать книги эпатировать. «Чума у наших очагов; надо уничтожить источник заразы и, если даже придется действовать огнем и мечом, - мы не должны останавливаться: дело идет о спасении всего человечества» - эти и многие другие кропоткинские строки укрепляли меня в желании действовать. Я жаждал действия! И стал создавать «Союз максималистов». Сперва завербовал в него ребят, с которыми болел за СКА. Один из них ходил в матросском бушлате и называл себя анархистом, поэтому я объяснил ему, что после этого он просто обязан стать активистом «Союза максималистов». Он не стал возражать. Второй, не помню его фанатское прозвище, сказал, что сочувствует итальянским «Красным бригадам», принес как-то на хоккей вырезки об их акциях. «Если потребуется, мы будем действовать так же!» - пообещал я ему. Это его воодушевило. Третий был моим другом, правда, болел он за «Зенит», а не за СКА, в среде заядлых болельщиков его до сих пор знают как Макса Пацифика, и я не буду раскрывать его настоящее имя. До армии он тусовался с хиппи, ходил с сумкой для противогаза, носил потертые джинсы, свитер грубой вязки, но волосы не отращивал, в общем, выглядел как битник. Когда я начал создавать «Союз максималистов», Макс только что вернулся из армии. Я его пригласил его к себе домой пообщаться. «Хиппи, фанаты – это все, конечно, хорошо, Макс, - я решил сразу взять быка за рога, - но уже не актуально. Давай лучше вместе создадим организацию революционеров, чтобы будем бороться за анархический коммунизм». Макс удивился лишь словосочетанию – анархический коммунизм: «А что это такое? Может, как-нибудь без коммунизма обойдемся, а то ведь не поймут», - взмолился Макс. «В том-то и дело, что анархия и коммунизм - одно и тоже! Вот почитай, что пишет Кропоткин». Макс с интересом стал листать «Речи бунтовщика», «Хлеб и Волю»: «Настоящие анархистские книги!» Уходя, он спросил: «С чего начнем?»