За все хорошее - смерть - Максуд Ибрагимбеков Страница 5

Первое, что мы увидели после шкафа, — это еще три скелета. Я только увидел их, сразу же понял, на каком языке здесь все написано. Я уже и так начал догадываться, а когда увидел их, сразу все понял. Они все трое были одеты в другую форму — черного цвета и с буквами на рукаве. И перед каждым из них на полу валялся автомат. Оказывается, мы не заметили, совсем рядом с первым скелетом в комбинезоне тоже валялся автомат. По всему было видно, что они стреляли друг в друга — эсэсовцы и тот, в комбинезоне, и погибли все.

Алик сказал, что, наверное, человек в комбинезоне наш разведчик, иначе с чего бы он устроил перестрелку с эсэсовцами. Я и сам так подумал еще до того, как Алик это сказал, а с другой стороны, еще подумал, что проверить это будет трудно, ведь прошло лет тридцать, не меньше, с тех пор. Я очень хотел посмотреть, не осталось ли у него в кармане каких-нибудь документов, но подойти к скелету все-таки не решился.

— Жалко, документов у них никаких не осталось, можно было бы узнать, кто они такие, — сказал я громко Каме, так, чтобы Сабир услышал.

— А ты что, по-немецки читать умеешь? — спросил он, но к скелету подошел, наклонился над ним и полез в нагрудный карман комбинезона. Там оказалось удостоверение, аккуратно вложенное в целлофановый конвертик. Имя я сразу прочитал: «Курт Штиммер» — и понял, что был он лейтенант, вот только никак не мог понять, что такое Panzergruppen. Там и фотография была — на ней был человек с веселым лицом, он смотрел прямо перед собой, и хоть не улыбался, но было видно, что ему очень хочется улыбнуться. Он был снят без головного убора, и на нем был китель с погонами и орденами. А один орден — крест — висел на ленте прямо посередине, чуть ниже подбородка. А над всем этим — над фотографией и над надписями — держал в когтях круг со свастикой не то орел, не то коршун. Я рассматривал удостоверение, а Сабир тем временем поднял с земли автомат. Он направил ствол в дальний темный угол пещеры и нажал курок. В автомате что-то еле слышно хрустнуло, но выстрелить он не выстрелил. Ко мне подошли Кама и Алик, и я им показал удостоверение. Мы стояли и о чем-то разговаривали. Так мы и не сумели вспомнить, о чем тогда говорили, потому что нас оглушил звук автоматной очереди. Никогда не думал, что автомат так громко стреляет, даже в ушах зазвенело. Я думал, что мне показалось, но потом оказалось, что так оно и было: пули действительно просвистели совсем рядом, потому что Сабир даже не посмотрел, куда направлено дуло автомата, он его подобрал около одного из эсэсовцев. Он был уверен, что и этот не будет стрелять. Сабир сразу же подбежал к нам и каждого ощупал, и все никак не мог поверить, что все в порядке и он никого не ранил. Никогда я Сабира не видел таким расстроенным. А мы даже и не испугались. Мы ведь не знали, что автомат направлен в нашу сторону, а это уже не страшно, когда все благополучно миновало.

— Сейчас мы ляжем спать, — сказал Сабир Каме. — Надо будет найти что-нибудь, чтобы подложить под себя. Хотя бы доски какие-нибудь.

А Кама, между прочим, с тех пор, как мы набрели на скелет, больше о сне и не вспомнила.

Мы его не заметили сразу из-за его цвета. Я говорю о бронетранспортере. Он был выкрашен в защитный цвет и при свете свечей совершенно сливался со стенами пещеры. И только на боку его была нарисована черная свастика. Мы только потому и увидели его. Мы уже совсем собрались уйти в другой конец пещеры, к нашей расщелине, подальше от всех этих скелетов и автоматов, которые стреляют, когда это совершенно никому не нужно. Кама сказала, что это танк. Может быть, это был не бронетранспортер, а какая-нибудь бронированная амфибия, но уж конечно не танк. Мы его обошли кругом и подробно рассмотрели. Он был очень большой, величиной с одноэтажный дом, только без окон, стоял на гусеницах, со всех сторон наглухо закрытый, только в щели впереди и по бокам чуть-чуть высовывались дула пулеметов. Это было очень удивительно, что мы вдруг нашли бронетранспортер, который стоял без всякого присмотра. Я сразу понял, что нам просто ужасно повезло. Я все еще стоял и разглядывал его, а Сабир тем временем нашел и открыл переднюю дверцу. Он с трудом дотянулся до ручки и потянул ее на себя, дверца сразу же открылась. Кама и Алик скорей побежали к нему. А я никак не мог понять, чего это я так уставился на этот бронетранспортер и никак не могу оторваться. Это со мной бывает иногда, когда я увижу что-нибудь странное, но не могу сообразить, в чем эта странность. Чувствую, а понять не могу.

Потом я перестал над этим думать и пошел к ребятам. А они уже забрались внутрь. Я ухватился за нижний край входа и по ступеням поднялся наверх. Там было очень темно и тесно, и Сабир сказал Алику, чтобы он пошел и принес свечи. Алик уже встал, чтобы пойти, а потом вдруг остановился и сказал, чтобы Сабир пошел за ними сам, если ему нужно. Я думал, что начнется драка, но обошлось. Сабир сперва помолчал, а потом сказал сердитым голосом, что он не Алика попросил, а меня. Я сразу же спустился и пошел к этому аварийному шкафу, хотя мне совсем не хотелось идти мимо скелетов.

Мы зажгли свечи и понатыкали их повсюду. Сразу же стало светло. Если не считать пулеметов и того, что впереди вместо стекла было очень узкое оконце, все здесь очень напоминало кабину большого грузового автомобиля, вроде МАЗа. Такие же мягкие сиденья, педали и рычаги в полу для перевода скоростей. И лишь вместо целой баранки руля здесь была только половина. Алик сел на сиденье водителя и стал искать ключ зажигания. Он умеет водить машину, его отец научил и даже иногда разрешает садиться за руль, где-нибудь за городом, на пляже, и если он сам сидит рядом. Мы все тоже стали искать, и вдруг я увидел на передней панели фотографию. На веранде дома, наверное, дачи, стояли мужчина в рубашке с короткими рукавами и женщина в сарафане, а между ними маленькая девочка, и они оба держали ее за руки. Все трое улыбались. Мужчину я сразу узнал, это был тот же человек, что и на фотографии удостоверения. Ключ зажигания оказался на месте, он был справа под самым рулем. Алик взялся за ключ и, прежде чем повернуть его, сказал, что мотор вряд ли заведется, потому что аккумулятор сел наверняка. Он хорошо разбирается во всех этих делах. Кама сразу же вцепилась мне в плечо, я тоже ждал, что мотор заведется. Все здесь в кабине было на месте, и оттого, что все было на месте и чисто, можно было подумать, что водитель вышел из нее на минуту и даже ключа зажигания не захватил с собой. Алик несколько раз повернул в гнезде ключ, но ничего из этого не вышло, как он и предупредил. А я вдруг понял, что мне показалось странным в этом бронетранспортере. Весь он, и снаружи и внутри, был совершенно чистым, без всякой пыли, словно его час назад всего обтерли тряпкой. Я вспомнил, что нигде в этой пещере не было пыли, ни на шкафах, ни на скелетах, и подумал, что пыли, наверное, здесь нет оттого, что пещера со всех сторон закрыта, а сквозь нашу расщелину ей сюда добраться трудно — слишком эта щель узкая, длинная и извилистая.

Потом нам надоело сидеть в кабине, и мы перешли в заднюю часть. Здесь были установлены скамьи, и по бокам у стен по два пулемета с каждой стороны. А на скамьях и между ними аккуратно были уложены деревянные ящики, в которых обычно перевозят помидоры или арбузы. Всем стало интересно, что в этих ящиках. Алик сказал, что, наверное, боеприпасы. А Сабир тем временем подошел к одному ящику и оторвал верхнюю планку. Под нею оказалась бумага — желтая упаковочная бумага. Он отодрал еще несколько планок, они отрывались очень легко, каждая была прибита с двух концов двумя маленькими гвоздями, и порвал бумагу. Ящик был плотно набит пачками денег. Я никогда не видел таких денег, хотя они и были советские. Мы вытащили несколько пачек и при свете свечей рассмотрели — на одних бумажках, красного цвета, было цифрами и словами написано: «Тридцать рублей», а на других — «Сто». Сабир сказал, что это старые деньги и теперь никакой цены не имеют и что это очень здорово, что мы нашли эти деньги, потому что теперь нам будет на чем поспать — разложим пачки на землю и ляжем на них, а под голову рюкзаки, все же лучше, чем на голой скале. Мы стали открывать другие ящики и увидели, что не во всех такие деньги, во многих оказались иностранные. На одних было написано по-английски — фунты стерлингов и доллары, а на других, по-видимому, по-немецки, мы прочитали: «Рейхсмарка». И на каждой цифра — двадцать, пятьдесят и сто. Все они были разложены отдельно по ящикам — рубли, доллары, фунты стерлингов и рейхсмарки. Сабир сказал, что и эти деньги уже, наверное, устарели. Мы посмотрели на даты и увидели, что на всех бумагах значится самое позднее 1937 год. А попались и такие, на которых стояли 1901 и даже 1899 годы. Мы распотрошили несколько ящиков подряд, а пачки выбрасывали через щели наружу. Уже совсем собирались кончать, пачек набралось достаточно для наших постелей, и вдруг я открыл ящик, в котором были не деньги, а желтые тяжелые плитки, каждая не меньше чем пачки с плавленым сыром или маргарином. И на каждой было поставлено клеймо с какими-то цифрами. Мы сразу поняли, что это золото. Сабир сказал, что это гораздо более ценная находка, чем даже бронетранспортер, и что за эту находку нас всех могут послать в «Артек» и премировать.