Беглец - Алгебра Слова Страница 49

* * *

Она прислушалась: из коридора доносились глухие удары. Достала пистолет из-под подушки и на негнущихся от страха ногах направилась к двери. Бесшумно открыла дверь, и замерла, стараясь не дышать. В коридоре было темно. Но характерные звуки не оставляли сомнений – кто-то дерется.

Буквально через несколько секунд Она могла различить движения Семеныча. Его Она узнала бы не только в темноте, но и, если бы глаза Ее были слепы. Потому что Она чувствовала его сердцем.

Второго человека Она тоже незамедлительно почувствовала – Ребенок. Семеныч, несомненно, превосходил его физически, и можно было бы не беспокоиться. Но время шло, а борьба не заканчивалась и не стихала, словно Ребенок и Семеныч дрались на равных.

«Что же ему от нас надо? Неужели он действительно пытается нас убить? Но за что? – Она по сантиметру приближалась к ним. – Надо быть очень аккуратной, потому что ничего не видно, и я могу промахнуться. Я сейчас убью человека? Нужно стрелять в ногу. Но что скажет Семеныч? А вдруг он скажет, что справился бы сам? Скажет, зачем влезла… Он же вообще против любого насилия в принципе».

Она подошла совсем близко. По шуму можно было определить, что мужчины находятся в двух метрах от Нее. Они боролись жестко, суматошно натыкаясь на стены узкого коридора. Хруст чьих-то пальцев, крепкие удары кулаков по телу, непроизвольные вскрики, учащенное шумное дыхание – все это нагоняло на Нее решимость действовать. Она прижалась к стене, сползла спиной по ней вниз, и, сев на корточки, вытянула руку с пистолетом. Затаив дыхание, и не сводя глаз, Она ждала момента.

Выстрел.

Яркий ослепляющий свет полился с потолка. Она испуганно сидела все в том же положении и смотрела на Семеныча в разодранной рубашке. Между ними никого не было, только удивительный бело-синий столп искрящегося света, который расширялся и терял свою насыщенность. Уши заложило от стремительно изменившегося давления.

Семеныч и Она не двигались, остерегаясь пройти через этот неестественный свет.

Через мгновение башня света сузилась в диаметре и стала еще ярче до боли в глазах.

Еще миг, и свет воронкой закрутился в потолок и пропал.

Семеныч осторожно подошел к Ней, сел рядом, прижал Ее голову к себе, и забрал пистолет из Ее рук.

– Я не убила его? Он убежал?

– Я держал его в своих руках. Выстрел. Свет. Ребенка нет. Он не убегал, не уходил, не падал. Он растворился в пространстве.

– Я ничего не понимаю. Он неубиваемый? Зачем он охотится на нас? С чего вы начали драться?

– Ты пошла в душ, я задремал и вдруг, открыв глаза, увидел, как он крадется к двери ванной комнаты.

– Как он попал в номер, если дверь была закрыта?

– Либо он прошел сквозь дверь, либо влетел в окно, либо…

– Либо что?

– Либо он все время был в номере. Мы же пришли, когда стемнело. Свечки еле освещали метра четыре из двадцати метров комнаты.

– Он что-нибудь говорил?

– Нет. Я подскочил сразу, схватил его за руку, и возникла эта потасовка.

– Мне становится жутко. Может, он маньяк?

– Какой-то бес. Появляется, исчезает…

– Семеныч!!! Нельзя мне на ночь такое говорить!

– В смысле… – Семеныч замялся на секунду. – Хорошо, что ты его не убила. У меня рубашка вся разорвалась.

– Поехали в магазин?

– Тебе лишь бы не спать. Утром съездим, а сейчас пойдем умываться. Только вдвоем. Похоже, нам нельзя находиться вне зоны видимости друг друга.

– Холодной водой? – заныла Она. – Может, погреем ведро еще раз?

– А спать мы не ляжем сегодня? Пока костер опять разожжем… – передразнил Ее тон Семеныч.

– Пойдем, пойдем! Я еще выпью чашку горячего чая. Меня трясет то ли от страха, то ли от холода.

– Маленькая моя, – Семеныч прижал Ее к себе.

…Умывались в полной темноте, потому что, как только Семеныч зажигал свечи, Она тут же беззаботно плескала на них водой и смеялась. Семеныч, устав на ощупь искать то зубную пасту, то упавшее мыло, то кружку, чтобы набрать теплую воду, в отместку обдал Ее холодной водой, и сразу же набросил на Нее полотенце, закутал и бережно унес на постель…

Семеныч засыпал всегда раньше. Но сейчас, у Нее первой слипались веки.

– А что дальше было в той песне? – пробормотала Она, засыпая.

– В какой?

– Про воду, которая текла не туда.

– Не было, а будет, – поправил Ее Семеныч. – Просто я мимо шел…

– Почему же все мимо?

– Нельзя попасть в цель, если ее нет.

– Найди ее, Семеныч. Обязательно най… – Она, не договорив, уснула, уткнувшись в его грудь.

– Хорошо, – ответил он. – Конечно, найду. Не здесь, так там.

Ее неслышное дыхание на секунду замерло. Семеныч почувствовал это по остановившемуся теплу, выдыхаемому Ею на его кожу. Она дернулась, судорожно и глубоко затянулась воздухом. Вырвался стон.

– Семеныч, я боюсь Ребенка. Пусть все возвращается назад. Верни все обратно, – сбивчиво проговорила Она.

– Конечно. Спи. Все вернется, – Семеныч прижал Ее к себе крепче, целуя в висок и гладя Ее волосы. – Спи. Я верну.

Он еще долго глядел в темноту, которая потихоньку начинала светлеть, обозначая своим растворением очередной рассвет.

* * *

Когда обесточенный мир эгрегоров окончательно обезумел от прежде неведомого, неистового и ничем не объяснимого страха, когда их составляющие энергии колотило в исступлении, а томительное беспокойство достигло своего ожидаемого всеми апогея, перед Первым появился Мика.

Тотчас все успокоилось. Исчез страх, растерянность и смутная боязнь. Пропало нехорошее предчувствие, рассеялась парализация тревожного состояния.

Только тогда Первый понял, что недовольство или волнение Мики чувствовали все эгрегоры на собственной шкуре, словно часть Микиной энергии находилась в каждом эгрегоре.

И только тогда Первый ощутил, насколько Мика великий эгрегор.

Эгрегоры жадно набирали начавшую вновь поступать от земного пространства энергию. Это походило на всеобщий вздох энергетического мира после того, как оно осталось без воздуха продолжительное время, после того, как оно оказалось на краю гибели, а в последний момент «гибель» отменилась.

Растерянная в недавнем обезумевшем состоянии ужаса энергия эгрегоров стремительно восстанавливалась, точно кто-то вливал ее в каждого эгрегора. Умиротворяющим спокойствием она входила во всякого, наполняя все до единой сущности безмятежной гармонией, которой ранее не бывало.

После чего пространство вновь содрогнулось, словно кто-то с легкостью тряхнул банку, в которой, как шарики, находились эгрегоры.