Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи Страница 48

— Может, пройдем во двор? — первым сдвинулся с места Хонсоп. Он перешагнул через протянутую вокруг школы проволочную ограду и очутился в школьном дворе. Ёнбин последовала за ним. Они сели на каменной террасе Сэбёнгвана, казармы которого занимали некоторую часть от территории школы. Пепельный сумрак навис над террасой. Около ворот казармы, покрытые черной тенью крыш, стояли ровные ряды сакуры. Ночь была необычайно тиха. По старинной легенде, в толстом, в два обхвата, стволе сакуры была замурована девушка-служанка, поэтому люди старались, завидев еще издали, обходить это место, так как верили, что ночами здесь являлся ее дух.

— Говорят, что сегодня жандармы обследовали пруд около дома Ёнсук. Это правда? — спросил Хонсоп.

— Ты же прекрасно знаешь, что мне тяжело отвечать на этот вопрос, зачем спрашиваешь? — приглушенно ответила Ёнбин.

— Ну что ты сердишься-то?

— Тебе не о чем беспокоиться. Будешь беспокоиться о других — поседеешь. Что Ёнсук посеяла, то и пожнет.

— Ты говоришь так, словно Ёнсук вовсе не твоя родная сестра.

— А разве мы уже не стали чужими друг другу?

Хонсоп не знал, что ответить на это, и надолго замолчал.

— Ёнбин… — покашливая, заговорил он через какое-то время. — Что ты обо мне думаешь?

— Думаю, что ты слабак.

Хонсоп прикусил нижнюю губу и, словно сдерживая ухмылку, произнес:

— Я не спрашиваю о моем характере.

— А о чем же?

После некоторого молчания Хонсоп сказал:

— Я хотел спросить: действительно ли ты верила, что мы смогли бы пожениться?

— Опять ты начинаешь? Сколько еще можно об этом? — Ёнбин с трудом переборола свое раздражение. Она не хотела выносить скоропалительных решений. Запах близко стоящего Хонсопа одновременно вызывал ненависть к нему и глубокую тоску по потерянной дружбе.

— Мы же с детства были друзьями.

— Да, друзьями. Когда тебя избивали, я швыряла в подонков камнями, — Ёнбин показалось смешным, что слова вылетели еще до того, как она успела что-то припомнить. Почувствовав, что глаза стали наполняться горячими слезами, она, усмехнувшись, сузила глаза и проглотила слезы. — Мы же были как брат и сестра.

— Может, нам удастся сохранить нашу дружбу и в будущем? Это было бы лучше…

Но Ёнбин, не дослушав его, рассмеялась. Хонсоп вздрогнул.

— Ха! Ну, ты даешь! Какой ты наивный! — раскатисто смеясь, сказала Ёнбин. — Ты думаешь, что этим ты замолишь свою вину? Какая глупость! Ты обманываешь самого себя!

Снова тяжелое молчание нависло над ними, но Хонсоп, казалось, все еще вслушивался в насмешливые слова Ёнбин.

— Хонсоп, зачем ты лукавишь и не хочешь сказать всё как есть? Ведь факт налицо. Мне смешно от того, что я пришла сюда, чтобы убедиться в том, что и так уже ясно.

Хонсоп молчал. Ёнбин продолжала:

— Да, наши отношения были чисты, как между братом и сестрой, и тебя никто не обязывал жениться на мне, так как это решение было ничем не подкреплено… Та девушка, с которой ты был днем… ты женишься на ней? Это поможет тебе поехать в Америку? Ее отец поможет вам в этом? — засыпала его вопросами Ёнбин.

— К‑кто тебе сказал про Америку?

— Твой отец… Я знаю, что было бы хорошо расстаться друзьями, но я все же буду ненавидеть тебя, хотя и недолго. Неужели ты не понимаешь, что потерять друга означает потерять частицу самого себя? А потерять друга детства — это означает изменить свою судьбу.

Ёнбин встала. Ее руки бессильно повисли. Какое-то время она оставалась неподвижна. Но вдруг Хонсопу показалось, что полоски платья Ёнбин устремились к нему по земле, и он, не отдавая себе отчета, очутился перед ней на коленях:

— Ёнбин, ты меня не понимаешь! — Хонсоп умоляюще схватился за подол ее платья.

— Не понимаю?! — отступая, Ёнбин отдернула его руку и сверху посмотрела в жалобно обращенные к ней глаза Хонсопа.

— Я… я прошлой зимой, на каникулах, совершил большую ошибку. Мария просто преследовала меня. Она так молода, что я не смог … — Хонсоп опустил голову.

Ёнбин не ответила, отвернулась и начала спускаться по ступеням, постепенно удаляясь с того места. Ярко освещенное лунным светом лицо Ёнбин было залито слезами, но она, стараясь скрыть нахлынувшие на нее чувства, не закрывала лица руками.

Хонсоп не догонял ее.

Как только Ёнбин перешагнула через проволочную ограду школы, плач вырвался из ее груди. Это был ее первый в жизни плач. В отчаянии она даже не заметила, как порвала о проволоку подол платья.