Рассечение Стоуна - Абрахам Вергезе Страница 48

Они отдежурили при Шиве две недели. Днем им помогали, ночью они были предоставлены самим себе. Они закончили «Миддлмарч» за неделю и всесторонне обсудили книгу, затем Гхош взялся за «Париж» из трилогии «Города» Золя, и роман показался им обоим увлекательным. Остановки дыхания у Шивы сократились с двадцати в день до двух и затем исчезли. Они не оставили свой пост и на третью неделю, просто на всякий случай.

Диванчик Хемы для мужчины размеров Гхоша оказался маловат, и, глядя, как он скукоживается, пытаясь устроиться поудобнее, Хема чувствовала к нему благодарность за такое самопожертвование. Она была бы поражена, узнав, с каким наслаждением он располагается на нагретом ею местечке и укрывается одеялом, хранящим аромат ее снов. Звяканье колокольчика Шивы просачивалось в его сознание, и однажды ему приснилось, что Хема танцует для него. Обнаженная. Видение было таким живым, почти осязаемым, что наутро он помчался в бюро путешествий Кука и аннулировал свой билет в Америку. Даже кофе не выпил — чтобы только не передумать.

Матушка все больше сутулилась, после смерти сестры Мэри на лице у нее прибавилось морщин. Вечера она, как и все прочие, проводила у Хемы и не протестовала, когда Хема и Гхош к восьми часам отправляли ее домой в сопровождении Кучулу. Собака считала своим долгом охранять матушку, с двумя другими псами-спутниками получалась целая свита.

Недели через две после похорон сестры Мэри на глаза Гебре попался босоногий кули с загипсованной правой рукой, нелепо торчащей в сторону. Кули был до того плох, что еле держался на ногах, и казалось, вот-вот свалится и сломает себе шею, не говоря уже о второй руке. Гебре сделалось не по себе, ибо именно он отправил кули в русский госпиталь, когда тот явился в Миссию с переломом. Русские доктора обожали впрыскивать барбитураты, чем бы ты ни болел, и, поскольку все местные души не чаяли в уколах, пациенты покидали русский госпиталь, накачанные седативными средствами. За свои долгие годы в Миссии Гебре точно узнал, что сломанную конечность следует зафиксировать в нейтральной и функциональной позиции, локоть согнут под углом в девяносто градусов, предплечье посередине между пронацией и супинацией (хотя все эти термины и не были ему знакомы). Он провел шатающегося кули в приемный покой, где Гхош сделал рентген и гипс наложили по новой. В эту минуту, хотя никто из них этого не осознал, Миссия возобновила свою деятельность.

Хема не желала расставаться с близнецами. Она проявляла себя не как доктор, а как мать, которая дрожит за своих детей, хочет всегда быть с ними вместе и не выносит расставаний. Две мамиты — стоуновская Розина и гхошевская Алмаз — по очереди спали на тюфяке у нее в кухне и постоянно были под рукой.

Стоун исчез, Хема приняла на себя обязанности матери с полным рабочим днем, двери Миссии распахнулись для пациентов, так что нагрузка на долю Гхоша выпала колоссальная. Матушка наняла Бакелли, чтобы вел утренний амбулаторный прием, когда в Миссию являлось большинство пациентов. Это позволило Гхошу проводить операции, когда выпадала возможность, и заниматься пациентами больницы.

Через шесть недель после кончины сестры Мэри на повозке, запряженной ослом, прибыло надгробие. Хема и Гхош пришли посмотреть, как его будут устанавливать. Каменотес высек на памятнике коптский крест, а под ним буквы, скопировав их с бумажки, которую ему дала матушка.

Тяжело дыша, прибыла матушка. Втроем они молча глядели на странные буквы. Камнерез скромно стоял в сторонке, ожидая похвалы. Матушка сердито вздохнула:

— Пожалуй, с этим уже ничего не поделаешь.

Она кивнула мастеру. Он собрал свои ваги и рогожки и повел осла прочь.

— Я что подумала, — произнесла Хема хриплым голосом. — Надо было написать «Умерла на руках хирурга. Ныне покоится с миром в объятиях Иисуса».

— Хема! — возмутилась матушка. — Не богохульствуй.

— Нет, правда, — продолжала Хема, — ошибки богача покрываются деньгами, ошибки хирурга покрываются землей.

— Сестра Мэри Джозеф Прейз покоится в земле, которую любила, — объявила матушка, надеясь положить конец разговору.

— А уложил ее туда хирург, — не сдавалась Хема, любившая, чтобы последнее слово оставалось за ней.

— Который теперь уехал из страны, — пробормотала матушка.

Оба уставились на монахиню. Матушка сконфузилась.

— Позвонили из британского консульства. Вот почему я опоздала. Если сложить все кусочки, получается, что Стоун прибыл на кенийскую границу, а затем в Найроби, не спрашивайте как. Он в плохом состоянии. Пьян, по-видимому. Этот человек обезумел.

— Но хоть жив? — спросил Гхош.

— Насколько я знаю, цел и невредим. Я только что говорила с мистером Эли Харрисом. Да, я его подключила. У них в Кении большое представительство. Харрис полагает, что Стоун сможет у них работать, если протрезвится. А если не захочет, Харрис переправит его в Америку.

— А как же его книги, вещи? — спросил Гхош. — Куда нам их переслать?

— Полагаю, как только он устроится, то напишет нам насчет этого, — сказала матушка.

Новости рассердили и вместе с тем обрадовали Хему. Значит, Стоун бросил детей и претензий на них заявлять не будет. Хорошо бы ему еще подписать официальный документ на этот счет. А то как-то неспокойно на душе. Все-таки человеку, который сделал себе имя в Миссии, чья любовница похоронена в Миссии и чьи дети воспитываются в Миссии, не так легко будет порвать с Миссией всякую связь.

— Изворот змеи не помешает ей проскользнуть в нору, — сказала Хема.

— Он не змея, — резко возразил Гхош. Она так удивилась, что даже не ответила. — Он мой друг. Давайте не будем забывать, какую важную роль он играл, сколько сделал для Миссии, сколько жизней спас. Он не змея. — Гхош развернулся и зашагал прочь.

Его слова задели Хему. Конечно, она не могла предположить, что он целиком разделит ее чувства… Да ей-то что, в самом деле? Он всегда был сам по себе.

Она со страхом смотрела на удаляющегося Гхоша. Его чувства никогда ее особенно не волновали, но сейчас, у могилы, она вдруг почувствовала себя юной девушкой, которой у колодца впервые повстречался прекрасный незнакомец. Такая встреча бывает раз в жизни — а она сказала не те слова и прогнала его.