"Шведский стол" - Ася Лавруша Страница 48

Калле вышел из председательского дома расстроенным. Смысл услышанного он понял не до конца. Нет, то есть суть он, конечно, уловил, но при чем здесь были, к примеру, «капризы» и «попутный ветер»? И потом, они все-таки отправят его в Москву или нет? И если отправят, то когда? Ведь он уже отработал почти три недели. Подождать еще неделю – это еще куда ни шло. Но две – это уже слишком! К тому же это противоречит договору! В договоре ясно сказано, что он имеет право на отпуск раз в три-четыре недели! А не в пять!.. Простое огорчение постепенно превращалось в сложную злость. Погода явно портилась – сверху падали редкие и тяжелые капли и, обещая нешуточный ночной ливень, шумели деревья. Калле шел по темной улице, сердито пиная ногой бутылку из-под вездесущей пол-литры, а ехидный «попутный ветер» в спину нагловато гнал его в далекую и родную Швецию, где свято соблюдаются все договора…

Ночью ему снился энергичный смычок и старая скрипка, густо-коричневая, как кирпич родительского дома. На скрипке играла разноцветная Галя. Смычок с отчаяньем самоубийцы нырял куда-то за Галину спину, но тут же возвращался, неся с собой испуганную и непривычно быструю мелодию шведского гимна, которая в какой-то момент незаметно превращалась в популярную советскую песню про желтые листья, которые кружатся над городом. Безжалостно избиваемые дождем оконные стекла дребезжали, привнося в сон ощущение тревоги и хрупкости.

Удивительные свойства продукта Таньки Нечипоренки товарищи по работе явно преувеличивали – следующим утром, едва открыв глаза, Калле поморщился от боли и почувствовал как в голове у него громко заработал трактор «Ивановец». Испуганное ночным дождем солнце пряталось, а белое непрозрачное утро было похоже на прокисшее молоко.

– Ну как оно? – поинтересовался Сергей, когда Калле наконец доплелся о работы. И не дождавшись ответа, продолжил: – Видок у тебя, Колька, конечно, не очень! Видно, что привычки нет, но не боись, за обедом хряпнешь опохмелку и будешь, как огурец! Кстати, слышал, мы с тобой сегодня в поле не работаем. Хутор за Вислым ручьем знаешь? Так там наводнение. Председатель велел два трактора с нашей бригады туда на помощь отправить, вот Михалыч нас с тобой и определил…

До хутора они добрались лишь к обеду. Колеса то и дело увязали в размокшем грунте, трактора по очереди глохли, и им приходилось вытаскивать друг друга на буксире, уворачиваясь от плевков коричневой жижи, целившихся прямо в лицо. Мысль от том, что, когда они наконец прибудут на место, им придется продолжить таскать что-то из грязи, – эта мысль парализовывала, и люминесцентная синь глаз на чумазом лице шведа превращалась в тускло-серый усталый алюминий, из которого были сделаны столовые приборы полевой кухни.

Но им повезло – на хуторе выяснилось, что почти все спасательные операции уже выполнены силами прибывших вовремя – коровник разобран и перенесен на сухой участок, дощатый настил у дома построен, затонувший мотоцикл вытащен из воды. И только на соломенной крыше какой-то хозяйственной постройки, которая наполовину ушла под воду, сидела бабушка в обнимку с козой. Над ними кружил небольшой вертолет, и из кабины пилота через мегафон лилась сердитая быстрая речь, в которой Калле распознавал множество хлестких слов и словосочетаний, освоенных им во время пути на хутор.

– Нет, милок, я уж без козы никак, я уж без козы с места не сдвинусь, куда ж я без козы-то… – громко кричала бабушка, когда вертолет отлетал чуть в сторону. И ее непокрытые седые волосы и белая шерсть козы, вставая дыбом, уносились вслед за пропеллером…

– Ну что, орлы, явились! Главное, как всегда вовремя! – поприветствовал их оказавшийся на месте председатель. Сергей начал сбивчиво оправдываться, рассказывая об их собственных неурядицах и жалуясь на плохие дороги и «раздолбанную» колхозную технику. Но Петр Григорьевич только рукой махнул:

– Да ладно, всегда причины найдете! Не понос, так золотуха! А то, что польза-то от вас известная, это и так все знают! – От этих слов Калле стало очень обидно. Они же действительно не виноваты, что дороги на полметра дождем размыло и что двигатели у тракторов ни с того ни с сего глохнут! Им самим было плохо! Им самим необходимо сочувствие! Острое желание так или иначе, но выразить председателю протест, снова зажгло в глазах Калле потухшие было лампочки. Он принялся мысленно подбирать слова, но Петр Григорьевич его опередил: – А насчет тебя я договорился с райкомом. В виде исключения они разрешили обойтись одним сопровождающим. С тобой поедет Харченко, корреспондент из районной газеты. Поезд из Вологды сегодня в двенадцать ночи. Машину я вам дам, так что давай дуй в общежитие, собирайся! Да смотри не забудь чего!

Радость оттого, что завтра или послезавтра он окажется дома, мгновенно вытеснила намерение добиваться справедливости, и Калле вежливо поблагодарил Петра Григорьевича за хлопоты.

«Вот бы ты, дорогой иностранец, и остался в своей Швеции! Хоть одной головной болью было бы меньше!..» – вздохнул про себя председатель колхоза имени XXIII съезда партии, а потом обратился к Сергею:

– А ты подойди ко мне на пару слов попозже! Во-первых, насчет вчерашнего пару горячих получишь! Я вам говорил, чтобы ему ни капли, или не говорил?

– Ну Петр Григорич, мы ж ничего… Мы ж, как вы сказали… – забормотал Сергей.

– Ладно, за это я с вас спрошу, не волнуйся! У меня другой разговор есть, так что ты, давай помоги ему попутку до поселка поймать и возвращайся, поговорим!..

Калле взял с собой весь свой багаж. Нет, он не думал, что что-нибудь пропадет во время его отсутствия – просто решил, что дома как следует перестирает одежду в их мощной стиральной машине.

Незадолго перед отъездом к нему заглянул Сергей.

– Слышь, Коль, я тебе это… – начал Сергей, – во-первых, счастливого пути пожелать хочу. А во-вторых, сказать, что этот Харченко, он, в общем… В общем, люди разное говорят, и кто его знает, верить или не верить… Но, ты не боись, мы с ним побеседовали! Так что он ни-ни, не посмеет… Даже если он действительно такой, как говорят. Ну ты понимаешь, да? Петр Григорич, правда, сказал, чтоб ты ничего не знал, но я подумал… Ну чтоб ты все равно был начеку. Понимаешь?..

Что-то Калле понимал. Но не до конца.

– А вообще возвращайся! – заявил на прощание Сергей. – У моего папани брательник троюродный на «Коммунисте» ветеринаром работает. Ну помнишь, ты на наших свиней хотел посмотреть? Так вернешься, я с ним договорюсь – и поедем!..

Когда во дворе общежития нетерпеливо просигналила председательская «Волга», в комнату к Калле зашла баба Вера.

– Ты Колька, слушай меня! Оно-то ить, может, и вранье-то все, кто ж его знает! Но Любка-то, Васильевых которая, ну что на почте сидит, вроде как слышала, будто вагон-то он двухместный заказал, этот Харченко-то… Так что ты вот, возьми на всякий случай! На самый верх в баул-то свой положи, а там и хлобысь его почем попадя! Ну если что… – И баба Вера протянула Калле густо-коричневую и, видимо, очень опытную скалку.

«Господи, это ж как тако быть-то может, чтоб мужчина с мужчиной, как муж с женой…» – прошептала баба Вера в дверях, после чего истеричным крестным знамением осенила собственный рот.