Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?! - Дмитрий Соколов-Митрич Страница 48

Просто написать хороший репортаж – это на каком-то этапе карьеры становится уже неинтересно.

Даже блестящий, крышесносящий, наиэксклюзивнейший репортаж – уже не то.

Становится интересно написать такой текст, который бы либо открывал тему, либо закрывал тему.

То есть вот витает что-то в воздухе, вызревает какое-нибудь новое явление, большая проблема, всеобщая потребность, а все ходят мимо и уже чувствуют, но еще не замечают. А ты взял и заметил. И все прочитали и сказали: «О! Точно!»

Или наоборот – все уже тысячу раз заметили, оттоптались, отписались, а ты поехал и сделал это совсем всерьез. Не на тридцать пять градусов, а на все сорок. Понял не только, как произошло событие, но и почему оно произошло и отчего оно ни в коем случае не могло не произойти. И все прочитали и сказали: «О! Точно!»

А совсем хорошо – когда один и тот же репортаж и открывает тему, и сам же ее закрывает. Это уже высший пилотаж.

Только ни в коем случае не надо прямо сейчас вскакивать с места и совершать подвиги. Можно растянуть мышцы, обломать зубы, расстроить нервную систему.

Каждому отмерено разное количество просто хороших репортажей, которые надо написать, чтобы научиться без промаха открывать и закрывать темы.

Репортер – профессия смыслозависимая.

Если вы работаете репортером всерьез, то рано или поздно перед вами в полный рост встанет вопрос о цели существования и смысле жизни.

Есть много профессий, которые не возбуждают мыслей на этот счет, но полевая журналистика не из их числа. Репортер видит жизни слишком много для того, чтобы не думать о ее смысле.

А так как в пределах материализма никакого смысла у жизни нет, то репортера, скорее всего, неудержимо потянет в пределы религиозные, в мир идеальных мистических конструкций.

И дальше у него есть три пути.

1. Уйти в эти пределы целиком и перестать быть репортером.

2. Задушить в себе эту тягу и перестать быть человеком.

3. Так и мучиться всю оставшуюся жизнь между желанием уйти и остаться.

Чаще всего репортеры выбирают третий путь, но находиться в таком психологическом состоянии долго невозможно, очень хочется соскользнуть в первые два.

Именно поэтому мы так редко видим стареньких репортеров.

Понравилось из комментариев чье-то выражение: «Мастерство не проешь».

Хотя, конечно, проесть мастерство очень просто, гораздо проще, чем пропить.

Это очень непростое соображение, но очень важное.

Репортер не должен ни при каких обстоятельствах злиться и негодовать.

Более того, репортер должен исходить из презумпции добропорядочности этого мира.

Я бы даже сказал так: репортер, если он хочет докопаться до сути события или явления, которое наблюдает, должен искренне верить, что злонамеренных людей на свете просто не бывает.

Потому что это чистая правда. Покажите мне хоть одно человеческое существо, которое думает: «А пойду-ка я сейчас совершу какой-нибудь мерзкий поступок. И получу от этого несказанное удовольствие».

Каждый здоровый человек, совершая подвиг или чудовищное преступление, всегда думает, что доля добра в его действиях больше, чем доля зла. Иначе он бы просто сошел сума или удавился.

И чтобы понять мотив действий героя, надо смириться с этим фактом. Спросить себя: «Какое хорошее дело намеревался сделать этот замечательный человек, когда убивал старушку или заэксплуатировал шахту до метанового взрыва?» Как только репортер начинает задавать себе подобные вопросы, у него открывается третий глаз и он видит то, чего раньше не замечал.

В общем, любовь к людям – такой же профессиональный навык репортера, как любопытство или общительность. Если вы ненавидите людей, лучше выбирайте другие профессии.

Интересуйтесь смыслом всяких иноязычных слов, которые вы узнаете на местности. Иногда это подсказка.

Есть такое мнение, что чем чаще репортер судится, тем он смелее, честнее и репортеристее.

Это не так. На самом деле частые вызовы в суд – элементарный признак профессионального несовершенства.

Вопреки расхожему заблуждению, чтобы на вас подали в суд, написать смелую и правдивую статью чаще всего недостаточно.

Для этого статья должна быть:

1) оскорбительной;

2) огульной;

3) юридически уязвимой;

4) чаще всего – еще и бездарной.

Дело в том, что, принимая решение идти или не идти в суд, потенциальный истец руководствуется разными соображениями, в том числе и вполне эмоционального свойства. Если он видит перед собой публикацию, причиняющую ему ущерб, это еще не значит, что он тут же побежит в суд – тем более в России, где надеяться на полноценное возмещение нематериального ущерба наивно.

Тем более он не побежит в суд, если видит, что журналист искренне пытался разобраться в ситуации, общался с разными сторонами конфликта и не руководствовался желанием навредить, то есть не выступал агрессором.

Тем более потенциальный истец не станет истцом реальным, если видит, что доказать свою правоту будет юридически непросто.

И в глубине души понимает, что журналист в общем-то прав и, даже если юридически его можно задавить, моральные и репутационные издержки от дальнейшей огласки будут слишком велики.

Ну и наконец, серьезной защитой, как это ни странно, является талантливость текста. Потому что талант всегда вызывает уважение, даже если это талант врага.

На меня за шестнадцать лет моей журналистской карьеры подавал в суд всего один человек – и тот Грабовой.

И я нисколько не стыжусь такой мирной творческой биографии.

Отращивайте себе длинный язык.

В мире много людей, которые говорят и думают очень нестандартным образом. Работая репортером, вы будете таких людей встречать постоянно. Воруйте у них все, что блестит, внедряйте их в свою речь. Какой-нибудь зэк из колонии Мордовлага иногда даже не подозревает, что сформулировал нечто, о чем мается полстраны.