Мужская тетрадь - Татьяна Москвина Страница 48

«Ужель затем я вышла из утробы, чтоб разжигать огонь любви и злобы?» – воскликнула Мария Стюарт в пьесе Шиллера. Эти красивые слова можно вполне отнести и к великому балетмейстеру Юрию Григоровичу, за плечами у которого 80 лет, заключивших в себе мировую славу и уход из Большого театра, удивительные творческие победы и горькие разочарования в учениках и соратниках, высшее признание и резкую критику. Таких биографий больше «не выдают в лавочке» – другой полет, другой калибр! После отгремевших юбилейных торжеств мы говорим судьбе и личности Юрия Григоровича с его другом, телеведущим, театроведом и переводчиком ВИТАЛИЕМ ВУЛЬФОМ.

– Виталий Яковлевич, а где же был Юрий Григорович собственно 2 января, в день своего восьмидесятилетия?

ВУЛЬФ: На даче в Кратове, вместе со своей женой Натальей Бессмертновой, с которой прожито тридцать восемь лет. А Большой театр в этот день начал декаду балетов Григоровича. В репертуаре Большого сегодня девять его балетов – и сочиненные им лично от начала до конца, и редакции старых.

– Значит, Большой балет, в общем-то, по-прежнему балет Григоровича?

ВУЛЬФ: Ну а чей же еще? Что, в Большом появилось нечто более значительное, чем «Спартак», «Щелкунчик», «Легенда о любви»? 18 января был юбилейный вечер в Большом, 28-го – в «Ковент-Гардене». Впервые в истории англичане чествовали русского хореографа! Потом, после всего, он мне говорит – слава богу, все кончилось, устал я от этого юбилея… Он человек достаточно замкнутый, но, наверное, в молодости он был другим. Он рассказывал мне, например, как он в юности пил, причем много, рассказывал о жизни в Кировском, ныне Мариинском, театре, когда он был женат на великой балерине Алле Шелест, она была старше его, и это был непростой союз двух мощных художников…

– А когда вы с Григоровичем познакомились?

ВУЛЬФ: В 1994 году. У него был страстный поклонник – Влад Листьев, который вообще не пропускал балет «Спартак», и действительно, это была общенациональная художественная высота, которую никто не затмил до сих пор. Я тогда только начинал «Серебряный шар», и Влад взял и отправил меня на гастроли Большого театра в Австралию. Это были последние гастроли Григоровича с Большим. В ту пору шли жуткие статьи во всех газетах, Григоровича поливали по радио, по телевидению, атмосфера была напряженная. Мы стали общаться, он много вспоминал прошлое и категорически не говорил о настоящем. Было очевидно, что идет организованная и мощная кампания на уничтожение человека великого таланта, причем след этого негативного отношения остался и сегодня. И сегодня некоторые критики полны страстной ненависти и умудряются, в нарушение всех правил приличия, печатать оскорбления даже в дни юбилея. Но сейчас это уже только след. А я наблюдал его в период страшного «полива», когда его никто не защищал, ни один человек! Да если бы он вообще ничего не поставил, кроме «Спартака», он остался бы в истории балета. Что говорить – все же видели трансляцию юбилейного вечера из Лондона, как его принимал зал, как работал краснодарский кордебалет и молодые танцовщики Большого, которые познакомились с ним уже в XXI веке, когда Григорович стал восстанавливать свои балеты… Тогда, в 94-95-м, он молчал. Боялся прикоснуться к тому, что происходит. Его предавали самые близкие – друзья, ученики, талантливые люди, которых он же сам и создал. Однажды он позвонил мне рано, в девять утра, это, прямо скажем, не мое время, и попросил приехать. Он сказал, что собирается написать заявление об уходе и не знает, как это делается. Попросил меня написать короткое заявление на имя министра. Я написал, он переписал своей рукой, Наташа отвезла. Было 7 марта 1995 года. Вечером я опять пришел к нему – не было ни одного телефонного звонка, потом позвонила Уланова. Утром его пригласили работать в Уфу, и он сразу улетел туда. Тут еще горели страсти, были забастовки, а его уже не было…

Потом его пригласили в Краснодар, прошло года полтора, и он меня позвал. Приехали в Краснодар, потом еще ехали полчаса, город кончился, попали в какое-то поле, а в поле стоял дворец культуры и напротив – два маленьких домика. Он там жил, в небольшой комнатке, на гвоздике висел выходной костюм… Я был потрясен – народный артист СССР, лауреат всех премий! Тогда он набрал молодых ребят со всей страны и репетировал «Раймонду». Я смотрел и думал – неужели он не видит, как это несовершенно, а он делал вид, что не замечает моего состояния. И вот прошло 12 лет, и что он сделал с краснодарским балетом! И за те же 12 лет не сказал Юрий Григорович ни одного дурного слова о своих недоброжелателях.

– Но что случилось? Почему соратники-артисты вдруг стали врагами?

ВУЛЬФ: Все началось в 1988 году, когда Григорович уволил несколько человек. Это были Плисецкая, Васильев, Максимова, Тимофеева, Лавровский и Наташа Бессмертнова – собственная жена. Уволил законно, в связи с возрастом. Плисецкой было 63, Васильеву 48, Тимофеевой 53 и так далее. Поднялся жуткий визг! Уничтожено национальное достояние! А что не только в 60, а и в 45 уже невозможно полноценно работать на балетной сцене, все вмиг забыли. Тут в стране началась перестройка, потом пришел Ельцин, все стали с непонятным наслаждением строить капитализм, и Григорович оказался как бы олицетворением советского режима. Так о нем стали писать. А он даже никогда не был членом партии! Это, кстати, уникальный случай – беспартийный главный балетмейстер Большого театра. И нашлись люди, которые принялись его уничтожать. Сегодня Владимир Васильев, который был выдающимся танцовщиком, с восторгом говорит о своем великом учителе, которому он обязан всем, а в свое время он хватал за грудки тогдашнего министра культуры Сидорова и требовал, чтоб тот немедленно уволил Григоровича. Наверное, Васильев сегодня этого не помнит. И красноречиво, талантливо, от души поздравляет Григоровича с юбилеем по ТВ. Я спросил Григоровича, слышал ли он это поздравление Васильева, и он коротко сказал: «Слышал».

– В том, что вы рассказываете о Григоровиче, чувствуется человек огромной внутренней дисциплины.

ВУЛЬФ: Еще бы! Ему многое пришлось пережить. Его творческий пик пришелся на 60-70-е годы, когда он поставил «Каменный цветок», привнеся в танец героизм, лиризм и театральность, «Легенду о любви», «Спящую красавицу» с Плисецкой, «Спартака»… Тогда были другие отношения с будущими врагами. Но Григорович – человек властный, жесткий, кроме того, он максималист и трудоголик. Он же ни разу не отдыхал толком. Могла ли его судьба быть безоблачной при таком раскладе?

– Как бы вы определили, не как критик, а как образованный и внимательный зритель, что сделал Григорович для балета вообще и балета Большого театра в частности?

ВУЛЬФ: Григорович вообще перевернул представления о балете, изменил балетный мир. У него возникали сюжеты-мифы, полные философского смысла, о жизни как борьбе, об отчаянии и просветлении, он невероятно поднял мужской танец. Первые 15 лет в Большом были ослепительны, постоянно возникали новые имена, шли сплошные художественные победы. Потом у него наступил какой-то слом. Он готовился к выпуску балета «Иван Грозный» пять лет, но этот балет уже не вызвал единодушного признания. В этот момент случилась одна малоприятная история. Талантливый, блестяще пишущий критик Вадим Гаевский в своей книге «Дивертисмент» позволил себе обидную и даже оскорбительную статью в адрес Натальи Бессмертновой. Это вызвало гнев у Григоровича, но он не реагировал, отвечали другие критики, поднялся некий шум и дошел до ЦК КПСС. И ЦК оказал Григоровичу медвежью услугу – отдел издательства «Искусство», выпускавший книгу, был разогнан. Гаевский становится врагом Григоровича. Идет время, Гаевский преподает и учит и своих учеников этой вражде. Так и катился этот ком и докатился и до сего дня. Но именно Гаевский посоветовал Михаилу Швыдкому в 2000 году пригласить Григоровича на постановку «Лебединого озера», когда стало очевидно, что с театром – беда. Ничего не выиграл Большой от ухода Юрия Николаевича. В задаче спрашивается, за что боролись?