Постсоветский мавзолей прошлого. Истории времен Путина - Кирилл Кобрин Страница 47

В Казани, чтобы укрыться от жары, нужно идти в скверик при Доме-музее Владимира Ильича Ленина на улице соответственно Ульянова-Ленина, 58. Мы с приятелем, осоловев от многочасового дрейфа по этому удивительному городу, который местами похож то на Дубай, то на Лас-Вегас, не сговариваясь направились к тихой зеленой пристани, что укрылась в стороне от больших улиц. Сквер с небольшой аллеей перед фасадом бордового деревянного двухэтажного дома с балконом, посередине аллеи – длинная клумба в стиле «скромненько, но чистенько», по бокам – милые удобные скамейки, на одной из которых сидит мамаша с ребенком, а на другой – немолодой человек, похожий на инженера советских времен. Он читает книжку. Тишина. Густая листва соорудила под деревьями островки прохлады, плюс ветерок, так что можно сидеть здесь часами и почитывать, как инженер, или просто предаваться радостям родительской любви. Или просто остывать от жаркого города, который вонзил голубые кремлевские минареты в небо. И, конечно, разглядывать памятник Ленину, он здесь примерно такой же, как был когда-то в Автозаводском парке города Горького, только тот стоял на постаменте. Сейчас там никакого Ленина нет, а в Казани есть и стоит почти на земле, так что вполне соотносится с обычным человеческим ростом. Да, чуть выше, конечно, любого из посетителей, но налицо диалектика: тезис «великий Ленин», контртезис «самый человечный из людей», и вот синтез: величие и человечность разом. В каком-то смысле здесь воплощена так и не состоявшаяся идеологема позднего СССР: сделать социализм сразу человечным и великим, уютным и наводящим ужас на буржуев. Примером такого социализма должен был стать сам вождь социалистической революции, но тогда не получилось, а сейчас – через 25 лет после конца СССР – здесь, в казанском сквере, как-то само сложилось.

Посидев в тенечке, вдоволь насмотревшись на деревья, кусты и аллеи, на фасад вполне обывательского (но довольно зажиточного) старого дома, пережившего – и это видно даже с расстояния – прекрасную реставрацию, довольно тонкую, которая сделала постройку и современной и исторической разом, поизучав педагогические навыки казанских мамаш и круг чтения местных интеллигентных жителей, мы решили – хотя бы в знак благодарности за приют – посетить сам музей. Должен признаться, я никогда не был ни в одном музее Ленина, не считая Мавзолея, куда меня, четырехлетнего, затащила мама по непонятной – как мне кажется, даже ей самой – причине. Избежав сомнительного удовольствия обязательного посещения подобных мест, я с истинным удовольствием решил посмотреть на музей Ленина добровольно. И не разочаровался.

На входе нам продали билеты и заставили надеть огромные холщовые бахилы полярницкого вида, что сделало перемещение по залам музея чем-то схожим с походом Руаля Амудсена или Роберта Скотта на Южный полюс. Да, мы двигались осторожно, боясь поскользнуться и не то чтобы разбить экспонат, нет, просто нарушить безмятежность музейных залов. Мой приятель коллекционирует значки, он попытался обнаружить ленинскую параферналию в ларьке, торгующем всяческой ерундой, но тщетно – кроме невнятного украшения, на котором и имени-то Ленина не разглядеть, там не было ничего. Зато в фойе музея можно обнаружить мини-выставку, упрятанную в стеклянный шкаф. Там представлены русские издания романов Гюго, Диккенса, «Унесенные ветром» и другая классическая советская переводная литература, некогда украшавшая румынские гарнитуры в квартирах интеллигентных семей. На выставке каждую книгу окружают куклы в нарядах условного XIX века, на мой невнимательный первый взгляд – середины и второй половины столетия, так как одежды участников Венского конгресса 1815 года, фрака, в котором мог щеголять Жюльен Сорель, или платья Наташи Ростовой, только что вывезенной в свет, там вроде нет. Как бы «условная история» и «условные дамы и господа», «леди и джентельмены» – символы чисто советского интеллигентского представления о «Культуре», «Европе» и вообще «прошлом до коммунистов». Между прочим, этот выдуманный «культурный Запад» сыграл не столь уж безобидную роль в истории советского и постсоветского интеллигентского сознания. Прежде всего, он утопил в сладком сиропе действительную культуру и действительную литературу Европы и Северной Америки XIX века, затушевав, казалось бы, очевидный факт – в этой литературе речь идет о страданиях, персональных драмах и трагедиях, о социальном неравенстве и – да-да! – ожесточенной политической борьбе, иногда принимающей форму войны наций и классов. Представлять XIX столетие как тихое благопристойное время любовных романов, шопеновских вальсов, смешных цилиндров и неопасных разговоров о никому уже не интересных политических делах – значит не понимать, что все ужасы XX столетия происходят именно оттуда. Это как если видеть в Англии сплошные сельские пейзажи, игру в крикет и пересуды тетушек за вечным файф-о-клоком – или представлять Париж «городом романтической любви» из рекламного слогана на сайте турбюро. Реальность Европы, «Запада» настолько потрясает и разочаровывает постсоветского русского человека, что некоторые так никогда и не оправятся от подобного потрясения. Собственно, здесь и мое во-вторых. Нынешнее массовое недоразумение в головах россиян (нет, точнее – в головах зрителей русского телевидения, что количественно гораздо шире, чем просто «граждане РФ») по поводу Европы, их удивительное желание давать европейцам советы по поводу того, как надо устраивать жизнь (без «толерантности», без феминизма, без «зеленых», с ЛГБТ, надежно запрятанным на задворках жизни, и, самое главное, без расово чуждых элементов) происходит именно от этого потрясения при встрече с европейской реальностью, совсем непохожей на романы Гюго, Бальзака или Диккенса. Точнее, она-то как раз похожа, но на настоящие романы вышеперечисленных авторов, а не те образы, что некогда сложились у тоскующих по открытому миру читателей за железным занавесом. Те образы оказались гораздо более живучи, нежели сам железный занавес. Доказательством чему – экспонаты стеклянного шкафа в фойе казанского музея Ленина.

И вот мы заходим на саму экспозицию, оставаясь в пространстве XIX века. Но в пространстве русском и советском одновременно. Экспозиция делится на две части. В первой представлены материалы, касающиеся истории семьи Ульяновых, кое-что о Владимире У. – Л., немного о Казанском университете и о тамошних волнениях, которые стоили будущему Ленину студенческого билета. Еще два стенда посвящены казанским происшествиям в годы Революции и Гражданской войны: все-таки Ленин был тем человеком, без которого подобные происшествия не имели бы места – или происходили бы совсем в иной форме. Любопытно, что даже внимательное разглядывание витрины и развешанных на стене исторических фото и документов 1917–1918 годов не предлагает ответов на очевидные вопросы гипотетического посетителя, не сильно искушенного в истории России XX века: как происходили здесь Февральская и Октябрьская революции? В чьих руках был город во время Гражданской?. События 1917–1920 годов даны здесь как обычный, чуть ли не планомерный переход власти из одних рук в другие, безо всяких особых потрясений; так, небольшие неприятности, не больше. Прав Путин: у нас была великая история с отдельными недостатками. Здесь, в музее, эта правда явлена в полном своем сиятельном спокойном могуществе.