Гарантия на счастье - Катажина Грохоля Страница 46

— Не знаю… Анджей…

— И у него будут именины в Анджейки?

Вот черт! Беру пульт, делаю звук тише, потому что голова опухла, и говорю первое, что приходит в голову:

— Вряд ли у Анджея могут быть именины в Миколайки…

Ханна откладывает календарь, прижимается ко мне и мечтательно смотрит в потолок. Да еще и улыбается!

— Миколай… красивое имя…

— Я не говорил «Миколай», я сказал «Миколайки»… — поправляю я.

— Как это не говорил? Я же слышала… — Ханна не настроена выяснять отношения.

Встаю и иду на кухню. Открываю холодильник и достаю водку. Она уже давно у нас стоит, осталась после какой-то вечеринки. Мы водку не пьем, но сейчас я себе наливаю полрюмки и выпиваю залпом. Из спальни раздается радостный голос:

— Принеси мне сок… черносмородиновый… О, вот и капризы начались.

Нет, так не делают.

Союз не должен быть таким. Одно дело — попробовать вместе пожить, посмотреть, как это будет, сделать, так сказать, прикидку или что-то в этом роде, другое дело — женитьба, ребенок. Так попасться! Конец свободе!

Наливаю себе еще. Я в шоке, но, в конце концов, я же мужчина.

— Сейчас принесу! — кричу я и запиваю водку водой из-под крана. Перевожу дыхание. Мне приходит в голову, что я не мерзавец и должен выйти из этой ситуации как настоящий мужчина, а не как негодяй.

А пеленки? И тому подобные вещи? Наша чудесная спальня превратится в комнату для ребенка? Который будет орать по ночам? А потом носиться и все хватать, как ребенок Яцков? Конец жизни вдвоем? Ведь мы же еще не успели друг друга узнать как следует, и уже ребенок! Мы же вместе всего три года! Нет, это не по мне.

С другой стороны, я человек ответственный. Признаю, конечно, признаю. Буду платить алименты… и прочее… ну, кроватку и эти, ну… распашонки, пожалуйста, готов. В то же время Ханна — чудесная женщина, и что я ей скажу: «Ну ты и размечталась»? Не могу же я вести себя как последний мерзавец. Не знаю, что делать. Надо как-то успокоиться, но я не в состоянии это сделать.

Беру черносмородиновый сок и несу Ханне.

— Спасибо, милый, — говорит.

— Хочешь бутерброд?

— Мы же только что обедали.

— Ну а я себе сделаю, — говорю я таким тоном, словно и не был поражен громом.

Возвращаюсь на кухню. Наливаю водки. Не выношу ее, но она помогает. Вот я уже не такой взвинченный. Пью воду из чайника.

Ребенок… Ну что ж. Мои родители тоже наверняка не согласовывали друг с другом этот вопрос. Я родился через семь месяцев после их свадьбы. Это, видимо, у нас семейное… Нужно пожениться по-быстрому, так, что ли?.. Я мог бы и хуже влипнуть… Например, с Габрысей, подружкой Ханны. Как подруга она чудесная, но как жена — ужасная.

Все не так трагично. Ханна — красивая и умная… Может, и не стоит так паниковать? Когда-нибудь у нас все равно появился бы ребенок. Наверное. Ну, предположим. А с другой стороны, ребенок — крошечное существо, и первое, что он произносит, — это «папа».

Стоило мне об этом подумать, я сразу как-то глупо себя почувствовал. Нужно было еще налить. Мальчик… маленький, копия — я… Хотя было бы лучше, если бы он походил на Ханну… она красивее, чем я, но я тоже ничего. Вместе играли бы в машинки, разбирали двигатель… Я научил бы его водить машину. Отлично будет ездить… Если рано начать. Дети все с лета схватывают… И английский сразу, с пеленок…

— Что ты там делаешь?

— Бутерброды! — кричу я и делаю еще один глоток. Ну, мальчик — это совсем неплохо. Да и девочка хорошо. Девочки вообще очень любят отцов. Может, даже больше, чем матерей. А откуда ей известно, что будет мальчик? Ведь пол ребенка можно определить только на каком-то там месяце… А-а, она от меня скрывала. Боялась раньше сказать…

Это нехорошо. Ведь о таких вещах отец должен узнавать первым, а не последним, как какой-нибудь дурак.

Ну, сначала мальчик, потом девочка. Так даже лучше. Лучше, если у нее будет старший брат, опора в случае чего, да и вообще. Не даст ее в обиду и так далее. Только чтобы разница в возрасте не была очень большой, это важно. Это надо как-нибудь деликатно Ханне объяснить. Ну, и потом этот тяжелый период. Когда жена Рафала была беременна, он постоянно говорил: «Такой тяжелый период». Прихоти, настроение и все такое прочее. Нужно будет как-то заботиться о Ханне и ребенке.

Я немного успокаиваюсь. Важно, однако, принять мужское решение. Еще одна рюмка, я иду в комнату.

— Ты пил! — с возмущением говорит Ханна.

— Да.

— Один? — удивляется она.

Почему женщины удивляются? Живи хоть сто лет, не поймешь. Такое событие, а она удивляется!

— Знаешь что, и мне налей, — говорит она и переключает каналы.

— Ты шутишь! — разнервничался я.

Еще не хватало ребенка споить! Нельзя! Ни курить, ни пить, здоровое питание, возможно, какой-нибудь вид спорта, я даже знаю несколько полезных упражнений. Она, наверное, захочет, чтобы я ходил с ней в школу будущих мам, ну и что? Рафал ходил, говорит, можно пережить, пожалуйста, я тоже могу, а она мне о водке!

— Это совершенно исключено. Я против того, чтобы ты пила.

— Так, значит? Тогда я сама себе напью. — Ханна отбрасывает одеяло и поднимается с дивана.

— Только через мой труп! — кричу я, но вовремя спохватываюсь — нельзя кричать на беременную женщину, мать твоих детей. — Ханночка, я не хочу, чтобы ты пила, сделай это ради меня, — говорю уже спокойно.

Она смотрит на меня как на кретина, садится, берет меня за руку:

— Что с тобой?

Как это, что со мной? Я только узнал, что вся моя жизнь в руинах, то есть, я хотел сказать, претерпела изменения, а она спрашивает, что со мной! Такого ни в одном справочнике «Как воспитать в себе мужчину» не написано.

— Ханночка, — говорю спокойно, словно президент премьер-министру. — Нельзя тебе сейчас пить, а я хотел это прочувствовать.

— Но что?

Люди! Жениться на слабоумной женщине, ну и будущее!

— Как это, что? То, что у меня будет ребенок! — кричу я, поскольку больше ни секунды не могу себя сдерживать.

Ханна вскакивает, я тоже, беру ее за руку, а она как влепит мне пощечину! А потом слышу звук захлопнувшейся двери. В чем была, в том и ушла. И снова я не понимаю: в чем дело? Что я такого сделал? Высовываюсь в окно и кричу:

— Вернись, поговорим!

Но она даже не оборачивается.

На следующий день Габрыся приехала за ее вещами. Я думал, мы сможем поговорить, я узнаю, где она, что случилось, но Габрыся бросила только:

— Не думала, что ты такой сукин сын.

Тогда я не выдержал и сказал, что если меня ставят перед свершившимся фактом, а я, будучи мужчиной, причем мужчиной, застигнутым врасплох, помимо того, что беру на себя ответственность за женщину и ребенка, но и еще слышу оскорбления… Но Габрыся не слишком вежливо прервала меня на полуслове.