Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - Михаил Трофименков Страница 46

Уважаемый лингвист, Мэтьюс специализировался на малайском языке. С конца 1920-х годов он играл заметную роль в мировом пацифистском движении, все теснее сближаясь с компартией, и пять раз посетил СССР. Печатался в Daily Worker, New Masses, Soviet Russia Today. Возглавлял один из самых мощных фронтов — Американскую лигу против войны и фашизма, а потом резко разочаровался в коммунизме: отныне его статьи публиковал официальный орган германского МИДа Contra-Comintern. На ключевую должность в КРАД ренегата пригласили после того, как он дал ей десятичасовые показания и объявил свыше ста общественных организаций фронтами.

С академической методичностью Мэтьюс разработал систему архивных файлов, опираясь на которые КРАД определяла будущие мишени. Сам его метод поразительно отражает двусмысленность борьбы с «антиамериканским коммунистическим заговором».

Заговор — это заговор, он не кричит о себе на каждом перекрестке. Разгромить его невозможно, не добыв засекреченные имена заговорщиков.

Между тем КРАД основывала свои обвинения на данных из открытых источников и инкриминировала людям то, чего они и так не скрывали. Из коммунистических, либеральных, «фронтовых», профсоюзных изданий, из программок благотворительных вечеров Мэтьюс и его воспитанники выписывали имена тех, кто когда-либо писал для них статьи, подписывал открытые письма, жертвовал деньги, участвовал в концертах вместе с «подрывными» элементами. Параллельно составлялись досье на фронты. Принимая во внимание их буйное цветение, попасть на карандаш имел шансы любой американец (прежде всего, известный).

В 1944 году Мэтьюс ушел из КРАД, чтобы заняться делом своей жизни — изданием гигантского, всеобъемлющего досье на красных, известного как «Приложение IX»: семь томов, 2 100 страниц, 22 тысячи имен и названий организаций. Через несколько месяцев после публикации «Приложение» изъяли из обращения, но сотня экземпляров уцелела в «нужных руках». Частные издательства выпустили его дайджесты и избранные отрывки. Не пройдет и пяти лет, как «Приложение» снова вынырнет на свет, а Мэтьюс пойдет на повышение. Поработав консультантом корпорации Херста, он в 1948-м громил «красную профессуру» в Чикагском университете, а в 1953-м две недели проработал исполнительным директором комиссии Маккарти — но был вынужден уйти в отставку и небытие даже раньше своего патрона, опрометчиво обвинив сразу семь тысяч протестантских священников в подрывной деятельности.

По заявлению КРАД, в ее картотеке числилось свыше миллиона «подрывных» американцев. Конгрессмен Джон Кокрэн поинтересовался у коллеги: «Где же они набрали столько имен?»

Они захватили списки адресов, по которым так называемые подрывные организации рассылают свои материалы; не сомневаюсь, что наши имена тоже значатся в этом списке.

Дайс, действительно, первым делом предписал своим сотрудникам конфисковывать представляющие интерес документы, не мороча себе голову законными процедурами. В мае 1940-го они захватили в Филадельфии две тонны документов компартии и Международного рабочего ордена. Но тут амбиции Дайса вошли в конфликт с интересами врага, который был никому не по зубам, — Эдгара Гувера.

Казалось бы, два антикоммуниста должны были найти общий язык. Но нет, и дело даже не в том, что Дайс имел привычку неосторожно похваляться, мол, КРАД работает эффективнее, чем ФБР, хотя и этого Гувер бы не стерпел. Главным было то, что Гувер презирал непрофессионалов, чье вторжение на его заповедную территорию могло лишь повредить и работе ФБР, и антикоммунистическому делу. Потом он изменит свою точку зрения — но это потом.

А пока что 22 ноября 1940 года генеральный прокурор Роберт Джексон обвинил КРАД в препятствовании работе ФБР, филадельфийские налетчики оказались за решеткой, а документы вернулись к владельцам — но только после того, как воры сняли с них копии.

* * *

11 октября 1939-го в КРАД свидетельствовал Вальтер Кривицкий: капитан госбезопасности ушел на Запад, не желая пополнить список отозванных и расстрелянных резидентов. Сотрудничать с КРАД он согласился в обмен на отмену уже подписанного — под нажимом Дикстайна — приказа о его депортации. Жулик в очередной раз блестяще проявил себя: пообещав кураторам раздобыть стенограмму слушаний, пытался продать им компиляцию из публичных заявлений перебежчика.

«Просто невежественные ковбои», — поставил Кривицкий диагноз Дайсу и его коллегам. Бесценный секретоноситель потратил целый день, растолковывая им азбучные истины: да, господа, вы не ослышались, власть в СССР принадлежит партии, да, партии, да, не ослышались. Лишь под занавес конгрессмены для проформы поинтересовались, не знает ли Кривицкий какого-нибудь советского агента в США. Кривицкий много кого знал, но едва успел скороговоркой перечислить руководителей советской резидентуры, как заседание объявили законченным.

Неужели Кривицкий всерьез на что-то рассчитывал, собираясь на встречу с «ковбоями», над которыми потешалась вся Америка? Дайс давал больше поводов для издевок, чем для страха. Зиро Мостел, «самый смешной человек Америки» (Time, 1943), потешал народ песенкой Рома: