Вернусь, когда ручьи побегут - Татьяна Бутовская Страница 45

Почему все произошло именно сейчас, когда отношения с Левой висят на волоске? Кому это нужно? Сима попыталась представить реакцию мужа, когда сообщит ему, что беременна… Нет, она скажет по-другому, определеннее, глядя в глаза: Левка, у меня для тебя новость, у нас ребеночек будет… «Симкин!» – воскликнет Лева, и лицо его просияет: муж так горевал последнее время, что нет наследника. Он обнимет ее, погладит по голове, и они помирятся. Да, все именно так и будет!

Сима приободрилась. Отломала красноватую веточку вербы за спиной и, мелко щелкая зубами, погрызла мерзлый кончик. И вдруг ясно увидела Левино отчужденное лицо и услышала ледяной мужнин голос: «Ты хочешь сказать, что ребенок мой?» По спине пробежал холодок… Он никогда не забудет, не простит, такие, как Лева, не прощают, он выкинет ее вместе с этим ребенком! А даже если и не выкинет, то все равно будет помнить, подозревать, и это подозрение отравит… Кровь ударила в голову от внезапной догадки: а что если правда и ребенок… Сколько времени прошло с последней встречи с Валдисом, с той сумасшедшей ночи в гостинице?.. Когда это было? В первых числах февраля? Она подсчитала, загибая пальцы… Пересчитала еще раз, стряхнула невидимые крошки с рук… и уставилась остекленевшими глазами в пространство. Плечи ее обмякли… Может быть, просто покончить с собой? Или сделать аборт? Наклонилась, зачерпнула горсть подтаявшего ноздреватого снега и приложила ко лбу.

– Мадам! – донесся до ее слуха высокий мужской голос, и в поле зрения оказались грязные ботинки на толстой подошве со спускающейся на них брючной бахромой. – Мадам, прошу прощения, вы не знаете, как будет по-французски «свиноматка»?

Сима подняла голову. Пьяненький бомж в мятой фетровой шляпе и клетчатом шарфе, щеголевато наброшенном поверх потрепанного пальто, производил впечатление падшего работника культуры. Он весело смотрел на Симочку и, театрально распахнув пальцы в рваных перчатках, продолжил, гнусаво растягивая слова:

– Хочу, видите ли, перевести на французский стишок: «Свинобатька бросил свиноматку…» Что с вами, мадам, вы так бледны. Вам нехорошо?

– Я не знаю, как по-французски «свиноматка»! – простонала Сима и отвернулась.

– О, пардон, миль пардон, – вежливо склонился бродяга и прижал пятерню к сердцу. – Вот кого ни спросишь, никто не знает, – пробормотал он и неторопливо двинулся вдоль аллеи, расхлябанно, по-клоунски поднимая длинные ноги.

Сима посмотрела ему вслед со смутной завистью. Даже по выражению его спины становилось понятно, что человек давно перешел рубикон, за которым сентенция вроде «жизнь прожить – не поле перейти» вызывает лишь наплевательский хохот. «Свинобатька бросил свиноматку», – повторила Сима про себя и подумала, что надо бы запомнить и папке рассказать при случае, он любит такие «мульки». Папка! Стало вдруг легче, будто отпустили клапан, сдерживающий высокое внутричерепное давление. Она вытерла лоб носовым платком, откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза. Мартовское солнце погладило теплой ладонью по щеке. Сима на мгновение забылась, почти задремала. Было слышно, как где-то поблизости долбит землю неутомимая капель.

Идея возникла в голове внезапно; Сима широко открыла глаза, выпрямилась, взглянула на часы. Бодро встала, припоминая, где находится ближайшая междугородная станция.

План казался простым и логичным: позвонить Валдису и все рассказать. Из дома он ушел (от жены ушел, от Вики!), живет где-то в другом месте, значит, звонить надо на телестудию. Ласковый, прелестный Валдис! Мужчина, которого она знает с семнадцати лет, который стал ей так близок за эти годы, ее первая любовь, отец ее ребенка!.. В этом месте Симочка честно споткнулась, но все же перемахнула препятствие и, не оглядываясь, помчалась дальше к финишу. Щеки ее пылали. Итак, она расскажет ему все, он приедет в Питер, она встретит его на вокзале, они будут сидеть в маленьком кафе на Невском, пить кофе, и он скажет: «Сима, я свободен. Ты хочешь быть со мной?» Сладостное видение сменилось другим, еще более сладостным: лето, сияющее теплое море, она с Валдисом идет по желтому пляжу, надежно защищенная его силой и красотой, он обнимает ее за плечи, а она стряхивает мелкие песчинки с его гладкой загорелой щеки…

На междугородке соединили с Москвой почти сразу. На телестудии было время обеденного перерыва. В комнату, где работал Валдис, зашла, покачивая бедрами, редактор музыкальных программ, ткнулась лисьей мордочкой в Валдисову гладкую щеку и предложила в кафе не ходить, а перекусить прямо здесь, благо никого нет. Валдис пошел в буфет за бутербродами, а Виктория занялась приготовлением кофе. В этот момент раздался телефонный звонок. Вика сняла трубку. Робкий, заметно волнующийся голос попросил Валдиса.

– А кто его спрашивает? – насторожилась женщина.

– Одна знакомая… – замялась Сима. – Из Ленинграда, – зачем-то добавила она, словно это придавало большей убедительности звонку.

– Он вышел, – вкрадчиво сообщили на том конце. – Простите, как вас зовут?

– Сима, – совсем растерялась Симочка. – А с кем я разговариваю? – в свою очередь поинтересовалась она.

– С его женой.

– Вика? – воскликнула Сима, вслушиваясь в модуляции незнакомого голоса.

– Виктория, – поправили ее.

Потом трубку взял подоспевший Валдис и, нисколько не смущаясь, объяснил: да, это Вика, его новая жена, такое вот забавное совпадение, они вместе работают на телестудии… А как сама Симочка? Как Надя? Как славный город Питер? Рад был тебя слышать, всем привет… Голос спокойный, как всегда, приветливый.

Симочка почувствовала себя законченной идиоткой. Пристрастие к индийскому кино в очередной раз сыграло с ней злую шутку: райской красоты картина совместного с Валдисом будущего была начисто изуродована грубой рукой, нацарапавшей поперек сюжета нехорошее язвительное слово. При других обстоятельствах задетая Симочка попереживала бы некоторое время, поплакала, прежде чем убедить себя, что Валдис, собственно, ни в чем не виноват: он никогда не говорил ей мужских слов любви, ничего не обещал и не обязан нести ответственность за то, что Сима пережила с ним первый в жизни оргазм. Да и наплевать, что он опять женился, важно, чтобы это не означало конец их многолетних отношений. Ничего, она подождет, потерпит, и крошечный островок их вечнозеленого счастья зацветет с новой силой. Но обстоятельства изменились, тема «Не умирает первая любовь» потеряла актуальность. Сейчас ей, беременной, неприкаянной, беспризорной, надо было себя собственноручно куда-то пристраивать, к кому-то притулиться. Воспаленный мозг коротко просигналил команду «отбой»: Валдис как вариант спасения отпадал. Все, забыли об этом. Идем дальше.

А куда дальше-то?

Боже, какая чудовищная нелепость! Столько лет было отдано борьбе с бесплодием, и вот теперь эта двусмысленная неуместная беременность, отяготившая ее и без того отчаянное положение. Этот ребенок с неустановленным отцовством изначально обвит пуповиной беды и страха… А может, все-таки аборт? Сима содрогнулась. Нет! Невозможно! Да и потом, Левка все равно узнает, шепнул в ухо бабий голосок, шила в мешке не утаишь, и тогда это точно будет означать конец семейной жизни. Сима попыталась успокоиться и собрать воедино рой клочковатых мыслей. Значит, так, не было никакого Валдиса, не было той ночи… Ничего не знаю, не помню… Провал в памяти, частичная амнезия… Ребенок – Левин. И баста!