Общество мертвых пилотов - Николай Горнов Страница 45

– Что заказывать будем? – вкрадчиво поинтересовался неожиданно возникший из-за спины официант.

– Еду, – сказал Вадим. – А к ней бутылку минеральной воды «Боржоми».

Официант сделал короткую пометку в своем блокноте и опять исчез. Перестал подавать признаки жизни и бармен за стойкой. Вадим поискал глазами заветный угол, где можно было помыть руки, но ноги так загудели, что и вставать сразу расхотелось. Черт с ними, с руками, подумал Вадим, вытаскивая из кармана телефон. Пока принесут заказ, можно успеть помыть их трижды, да еще и скачать интерактивную карту Питера. Почему мысль о карте не пришла ему в голову раньше? Как можно заблудиться, имея при себе аппарат, который интегрирован во все глобальные навигационные системы – совершенно непонятно.

Пока грузилась карта, Вадим успел несколько раз набрать номер Василия Александровича. Но в ответ услышал лишь длинные гудки. Вадиму стало тревожно. С самого утра он ни разу не вспомнил о старике. Куда он мог подеваться? Почему не снимает трубку? Подавив сильное желание немедленно куда-нибудь бежать, Вадим огляделся по сторонам и опять открыл наугад купленный на лотке буклет.

«…Следовательно, и сам Петербург метафорически можно считать фабрикой смерти. Перевес смертности над рождаемостью был огромен. Так в 1872 году число умерших на треть превышало число родившихся. Если города Западной Европы поддерживали рост населения «изнутри», тогда как Петербург рос только за счет пришлых. Даже в 1900 году количество пришлого элемента было еще неоправданно огромным – более шестидесяти девяти процентов. При этом уровень заработной платы в Петербурге в полтора раза превышал средний ее уровень по России. Аномалией Петербурга была и необыкновенная скученность населения. В 1910 году на один дом в Петербурге приходилось семьдесят человек, в то время как в Лондоне – восемь, в Париже – тридцать пять, в Берлине – сорок восемь. Аномалией можно назвать и явное преобладание в Петербурге мужчин, устойчиво сохранявшееся до войны и революции. В год смерти Пушкина женщины составляли лишь тридцать процентов от общего населения города. Да и в 1906 году на каждую тысячу мужчин приходилось восемьсот сорок три женщины, тогда как в других европейских столицах женское население заметно преобладало над мужским. Следствием этого перекоса был огромный процент безбрачных и бездетных мужчин в нижнем и, отчасти, в среднем сословии (зачастую на одного женатого мужчину приходилось четверо холостяков). Это с одной стороны, а с другой стороны – такой перекос способствовало сильному развитию проституции, что еще больше уменьшало процент потенциальных жен и матерей…»

– Скучаем?

Вадим неохотно оторвал взгляд от страницы. Кресло напротив заняла девушка, нацелив на Вадима острые коленки, обтянутые перламутровой «лайкрой». Взгляд Вадима непроизвольно поднялся от коленок вверх и застрял в зоне декольте. Девушка понимающе улыбнулась. На вид ей было не больше двадцати.

– Я вас знаю? – поинтересовался Вадим.

– Когда узнаешь, уже точно не забудешь…

Незнакомка потянулась и демонстративно медленно закинула ногу на ногу. Юбка при этом укоротилось так, что вообще потеряла первоначальный смысл.

– Фирма гарантирует каждому клиенту улет по полной программе.

– Поня-я-ятно, – протянул Вадим, стараясь больше не смотреть на ее коленки. – А вас, случайно, не Соней зовут?

– А-а, так тебе Сонька нужна… – Девушка наклонилась поближе, и Вадим едва не утонул в приторном запахе дешевого парфюма. – Нету сегодня Соньки. У нее критические дни. А я – Вика. Типа, Виктория. Что в переводе означает «Победа». Что, совсем не подхожу?

Вадим вздохнул и развел руками.

– Значит, бабла нет, – сделала свой вывод Виктория и надула губы. – А как на счет специального предложения: каждому третьему клиенту минет с пятидесятипроцентной скидкой. Ты как раз третий. И быстрей решайся, малыш, пока я сейчас добрая. На мой минет еще никто не жаловался!

Вадим облегченно вздохнул, когда девушка перепорхнула за соседний столик, дождался, пока бармен взглянет в его сторону, и заказал двойной эспрессо. Итальянская кофе-машина добросовестно гудела и булькала, но сам напиток Вадима разочаровал. Отставив недопитую чашку подальше, Вадим проверил соединение с сетью. Закачка интерактивной карта завершилась. Тогда он проверил все входящие сообщения на своем ящике. Большая их часть оказалась, как всегда, спамом. Но несколько новых писем поступили и от Мануэлы. Она посылала ему новые сообщения по три-четыре раза в день. Он их читал, как правило, один раз. И ответ отправлял тоже один…

На улице, напротив кафе, столкнулись две машины, практически перегородив и без того неширокую улицу. Пока Вадим наблюдал за растущей на глазах пробкой, успел написать для Мануэлы бодрый отчет о прошедшем дне. У Виктории, за которой Вадим продолжал искоса следить, дела никак не складывались. Еще один потенциальный клиент, который с ходу сообщил, что зовут его Федором Михайловичем, но при этом разрешил называть себя Федей, упорно делал вид, что не понимает, чего добивается от него представительница постиндустриального сегмента интим-услуг.

На вид Феде было больше пятидесяти. И внешность его показалась Вадиму знакомой. Рваные жесты, потертые лацканы старомодного пиджака, аккуратный пробор на правую сторону, высокий лоб с залысинами, тонкий нос, впалые щеки, пегая, неопрятная и довольно длинная борода, скрывавшая нижнюю половину лица. Если не православный священник в длительном отпуске, то уж точно ярый поборник слияния церкви со всеми государственными институтами. Нервно сплетая и расплетая длинные пальцы рук, он что-то вещал, слегка откинув голову назад. Виктория делала вид, что слушает, но при этом явно скучала. И украдкой бросала призывные взгляды по сторонам.

Из долгих странствий вернулся официант с заказом. Заворожено глядя на дымящийся глиняный горшок, Вадим даже не стал уточнять, где тот пропадал почти час. Не поинтересовался он и судьбой бутылки «Боржоми». Густое варево с крупными ломтями картошки в желтом пузыре жира и резаными шампиньонами было, судя по виду и запаху, вполне съедобным. А этого, как оказалось, вполне достаточно для счастья…

Когда Вадим покинул уютное кафе, на улице уже темнело, и в сумерках он опять чуть не заблудился в пустынных и пропахших мочой проходных дворах. Выручила навигационная система. Постоянно сверяясь с картой, Вадим все же выбрался к набережной Мойки. Там было уже многолюдно. Ярко светили желтые ртутные фонари. Кто-то прогуливал собак, кто-то спешил по своим делам. Подняв воротник, Вадим присел на узорную чугунную решетку и сделал вид, что завязывает шнурок. А сам в это время быстро оценил обстановку. Пока он петлял по тупикам, ему показалось, что за ним опять следят.

После того как Вадим пролежал почти месяц в больнице, физически его никто не трогал. Но редкий день он не сталкивался с подозрительными людьми. А бывало, что знакомые лица встречались ему по нескольку раз за день. Память на лица у Вадима была хорошая. Если имена, фамилии и другие анкетные данные он забывал почти мгновенно, то на зрительную память не жаловался никогда. Однажды увиденное лицо застревало, бывало, в голове на долгие месяцы, а то и на годы. Впрочем, эта его способность не помогала Вадиму понять, кто именно за ним следит и с какой целью. Об этом можно было только догадываться. Или вообще не обращать на слежку внимания. Что, собственно, Вадиму удавалось часто. Но не всегда.